чего живучая тварь, – сказал Молоканов и снова спустил курок.
Старый наган дал осечку. Майор еще дважды щелкнул курком; Якушев был уже близко, и тогда он, отбросив бесполезный револьвер, выхватил из кармана нож. Лезвие со щелчком выскочило из рукоятки и стремительно рассекло воздух в горизонтальной плоскости. В конечной точке описанного остро отточенной сталью широкого полукружья рука Молоканова неожиданно напоролась на руку Спеца, нож вырвался из нее и с коротким стуком вонзился в бревенчатую стену дома. В следующее мгновение, получив сокрушительный удар в лицо, майор отлетел к противоположной стене, приложился к ней лопатками и затылком и сполз на земляной пол.
Юрий снова двинулся на него. Ему удалось усилием воли блокировать боль в простреленном боку, и теперь там было такое ощущение, словно вместо большого куска живой плоти ему вживили идентичный по размеру обрезок толстой дубовой доски. Он не болел, но ощутимо стеснял движения, и его хотелось выдрать и выкинуть, а еще лучше – огреть им Молоканова по башке, да так, чтобы мозг выскочил наружу через уши.
Молоканов встал, пьяно шатаясь, и Юрий с мимолетной досадой увидел у него в руке подобранное с пола мачете. Длинный широкий клинок с шелестящим звуком рассек воздух, заставив Якушева отскочить. Споткнувшись, Юрий не удержал равновесие и упал на одно колено, опершись рукой о землю. Ладонь нащупала обрезок доски; не имея ни выбора, ни времени на раздумья, Якушев подхватил это смехотворное оружие и парировал им новый рубящий удар. Лезвие глубоко вонзилось в дерево, и Юрию почти удалось вывернуть мачете из руки Молоканова, но тот успел его высвободить и очередным мощным взмахом выбил у Юрия доску.
Якушев откатился в сторону, спасаясь от мелькнувшего в опасной близости смертоносного железа, вскочил и вооружился первым, что подвернулось под руку. Это оказались грабли. Молоканов засмеялся и ударил еще раз. На деревянном черенке, которым Юрий парировал этот выпад, осталась глубокая зарубка; черенок выдержал, но было ясно, что это ненадолго. В сознании промелькнула несвоевременная и неуместно юмористическая мысль: в гараже полно оружия, а обороняться от маньяка приходится граблями – обхохочешься!
Молоканов снова замахнулся мачете, и Юрий, которому все это уже начало надоедать, коротко и сильно ткнул его в солнечное сплетение черенком граблей, как штыком. Майор охнул и, хватая воздух широко разинутым ртом, поклонился ему в пояс.
– Вот в этом и заключается преимущество колющего оружия перед рубящим. Это я тебе как бывший фехтовальщик говорю, – доверительно сообщил Юрий и завершил классический прием штыкового боя, с разворота ударив Молоканова граблями – не по физиономии, как хотелось бы, а по сжимающей мачете руке.
Железные зубья с лязгом вцепились в клинок, Юрий резко, с вывертом, рванул грабли на себя, и мачете безобидно звякнуло, ударившись о кирпичную стену гаража. Молоканов заревел быком и, пригнув голову, вот именно как бык, ринулся в рукопашную. Якушев ударил его ногой, добавил коленом в зубы, а затем, уже без видимой необходимости, а просто ради собственного удовольствия и для придания происходящему логически завершенного вида, пошире перехватив грабли обеими руками, со смачным треском сломал черенок о спину майора.
Молоканов медленно, будто нехотя, опустился на колени и завалился на бок. Он сейчас же попытался подняться на четвереньки, пьяно мотая головой и нечленораздельно мыча. Юрий аккуратно и точно рубанул его ребром ладони по шее за правым ухом, и майор наконец-то затих, уткнувшись лицом в земляной пол.
– С-скотина, – с чувством выдохнул Юрий и, опустившись рядом с поверженным противником на колени, принялся обшаривать его карманы.
Отыскав ключ от наручников, он тяжело поднялся и, зажимая ладонью кровоточащую дырку в боку, побрел в угол, где лежал Басалыгин.
Полковник был жив. Пуля попала в плечо; крови было много, но жизни Мамонта явно ничто не угрожало. Юрий снял с него браслеты, вернулся к Молоканову и сковал ему руки за спиной. Ключи от гаража и дачи все еще лежали у него в кармане, и он, сам не зная, зачем это делает, отпер и распахнул настежь железные ворота. В гараж хлынул солнечный свет, в мгновение ока сделав ненужным и почти незаметным тусклое сияние электрической лампочки.
Присев у ворот прямо на землю, они закурили, щурясь на солнце.
– В доме есть аптечка, – сказал через некоторое время Басалыгин.
– Знаю, – ответил Юрий. – Там все давно просрочено. А перекись я израсходовал.
– На что? – удивился полковник.
Якушев рассказал.
– Ишь ты, криминалист, – хмыкнул Павел Макарович.
– Твоя школа, – сказал Юрий. – Ты же сам мне лекцию на эту тему прочел, я после нее еще неделю засыпать боялся…
– Пригодилось, значит, – хмыкнул Басалыгин. – Да, дела… Вообще-то, я хотел сказать спасибо.
– Не за что, – вяло отмахнулся Якушев. – Ю уэлкам. Обращайся, если что.
– И впрямь не за что, – слегка его удивив, сказал полковник. – Лучше бы… А, чего там. Что сделано, то сделано.
– И не может быть переделано, – подтвердил Юрий.
– Покурить дайте, суки, – послышался из гаража слабый голос Молоканова.
– Маньяк проснулся, – констатировал Юрий и, придерживаясь за косяк, с трудом принял вертикальное положение.
Он добрел до лежащего носом в землю майора, перевернул его, как бревно, усадил, прислонив лопатками к стене, и сунул в зубы дымящуюся сигарету.
– Подыми напоследок, – сказал он. – И начинай отвыкать. На острове Огненном курево в паек не входит. Налогоплательщики и жратву-то вашу оплачивают через силу. И то лишь потому, что их никто не спрашивает, хотят они вас кормить или не хотят. Хорошо ты устроился, Молоканов! Всю жизнь тебя налогоплательщики кормят – сперва в ментовке, теперь в тюряге…
– Да пошел ты, – глядя в сторону, огрызнулся майор. – Можно подумать, ты у нас творец и созидатель.
– Тоже верно, – вздохнул Якушев и вернулся к воротам.
– Зря ты все-таки его не пристрелил, – заметил Басалыгин, наблюдая за обсевшими провода скворцами. – В самый раз было бы.
– Слишком легко, – помолчав, возразил Якушев. – Слишком просто. Я имею в виду, для него. Да и на кой ляд мне еще один грех на душу брать? Пусть с ним теперь судьи разбираются, им за это деньги платят.
– Зря, – упрямо повторил Басалыгин.
– Не зря, – так же упрямо ответил Юрий. – Решать, кого казнить, а кого миловать,
