фольги. Арсеньеву я сказал, что это твоя работа, тебе – что Спеца… А вы и купились. Ах, мы в одной лодке, ах, мы под прицелом! В одной лодке… Да я с вами, баранами, на одном поле по нужде не сяду!
Прижавшись плечом к нагретым солнцем шершавым доскам забора, Юрий перевел дыхание и плавно, стараясь не шуметь, оттянул затвор винтовки.
– Не ты ли мне десять минут назад цитировал этого, как его… Акутагаву? – спросил Басалыгин. – Все-то у тебя дураки, один ты на белом свете умный уродился. Не страшно – с таким интеллектом и без охраны?
– Молоток, полковник, тяни время! – одними губами прошептал Юрий и осторожно толкнул калитку.
«Знать бы еще, на что рассчитывает Мамонт, – подумал он, стремительно и бесшумно поднимаясь на крыльцо. – Если Молоканов уверен, что я труп, у Басалыгина тоже не должно быть причин в этом сомневаться. Но все равно он прав: время надо тянуть до последнего. Как сказал один умный человек, из каждого мгновения вырастает павлиний хвост возможностей. В конце-то концов, на дворе день, кругом люди, а поперек дороги стоит машина с простреленным ветровым стеклом и, как предполагается, свежим трупом внутри. Ситуация для убийцы не самая выгодная, хотя, надо признать, продумал он все неплохо. Да и что тут продумывать? Свалить мою смерть на Мамонта – это же само напрашивается! Трупом больше, трупом меньше – кто станет в этом разбираться?»
Входная дверь была не заперта. Дверь, что вела из кухни в гараж, тоже оказалась распахнутой. Внутри горел свет, и Юрий увидел в дверном проеме, как картину в раме, Молоканова с пистолетом в поднятой на уровень глаз руке. Майор стоял к нему в профиль и был виден примерно до середины бедер. Басалыгин в поле зрения не попадал, зато Юрий отчетливо видел, как большой палец Молоканова взвел курок пистолета.
Он вскинул винтовку к плечу и выстрелил – как обычно в такие моменты, по наитию, не целясь. И, опять же как обычно, пуля нашла цель так же точно, как если бы Юрий просто ткнул в нее пальцем. Послышался лязгающий щелчок, пистолет, беспорядочно кувыркаясь, отлетел к дальней стене, а Молоканов присел, шипя от боли и прижимая к груди ушибленную, а может быть, и вывихнутую кисть.
– Привет, майор, – сказал Юрий, направляясь через кухню к гаражу. – Пару голов на холодец не продашь?
– Ты не знаешь, во что суешься, идиот, – прошипел Молоканов.
– Да ну?! – весело изумился Якушев. – Боюсь, это ты не знал, во что суешься, когда залез в мой дом и застрелил своего кореша из моей винтовки.
– Я?! – очень натурально возмутился майор.
– Пристрели его, Спец, – бессильно опускаясь на ящик с растопкой, попросил Басалыгин. – Это не человек, а упырь какой-то. Стреляй, не давай заговорить себе зубы.
– Конечно-конечно, – криво усмехнулся Молоканов. – Давай стреляй! А потом либо сядешь на пожизненное за его дела, – он кивнул в сторону полковника, – либо ляжешь в эту яму. Знаешь, что в ней?
– Знаю, – сказал Юрий. – Второй ствол на землю, живо!
Молоканов помедлил, а потом, неловко действуя левой рукой, вынул из-за пояса и бросил на землю пистолет Басалыгина.
– Сними с него наручники, – приказал Юрий.
– Даже не подумаю, – объявил майор. – Ты совершаешь большую…
Винтовка в руках Якушева негромко хлопнула, у самых ног Молоканова взметнулся фонтанчик земли.
– Это маньяк! – воскликнул он.
– Я тоже маньяк, – заверил его Якушев. – Только мои жертвы, когда доходит до дела, умирают не так легко и быстро, как те, чьи головы лежат в этой яме. Ты сделаешь то, о чем тебя просят, или прострелить тебе колено?
– Прострели ему голову, – посоветовал Басалыгин. – Такие подонки не должны жить.
– Мотать пожизненный срок в тюрьме для смертников – это не жизнь, полковник, – возразил Юрий. – И вообще, это ты, мент, поставлен закон охранять, а не я. Чему ты меня учишь?
– Может отвертеться, – тоном, каким говорят «Смотри, я тебя предупреждал!», произнес Басалыгин. – Улики можно трактовать по-разному, и получатся наши показания против его. Я бы на твоем месте выстрелил.
– Снимай наручники, майор, – упорно игнорируя добрый совет, повторил Якушев. – И не рассчитывай выйти сухим из воды. Не выйдет, приятель!
Он сунул под мышку винтовку и достал из нагрудного кармана плоскую серебристую коробочку устройства, шнур от которого тянулся к спрятанному в его ушной раковине микрофону. Поиграв кнопками, Юрий отмотал назад цифровую запись и включил воспроизведение. Он делал это наугад, но фрагмент попался удачный.
– …Мы без тебя еще повоюем! Погоди, пусть только пыль чуток уляжется, пусть эти суки немного успокоятся, решат опять, что нет над ними ни Бога, ни черта, ни закона, ни даже Зулуса, – о, вот тогда-то я за них возьмусь по-настоящему! – послышался из динамика голос Молоканова.
Майор вдруг одним броском очутился возле Басалыгина, рывком сдернул его с ящика, на котором тот сидел, и развернул лицом к Юрию, прикрывшись крупным телом полковника как щитом. В руке его откуда ни возьмись появился старенький самовзводный наган. Молоканов спустил курок, и Якушев, выронив винтовку, свалился на пол гаража. Падая, он задел сколоченную полковником в незапамятные времена лесенку, и та с печальным треском развалилась на куски.
Глава 20
Басалыгин ударил майора локтем, целясь в солнечное сплетение. Удар пришелся в ребра; Молоканов отшвырнул полковника от себя и выстрелил еще раз. Обшарпанный, сизый от долгого употребления наган оглушительно хлопнул, окутавшись дымом, как кремневое ружье, и Павел Макарович, споткнувшись о ящик, рухнул в набитую жуткими трофеями Зулуса яму.
Молоканов снова повернулся к Якушеву. Спец уже снова был на ногах – скрюченный, с прижатой к простреленному боку окровавленной ладонью, с наполовину залитой струящейся из раны на голове кровью лицом. На глазах у майора он отнял ладонь от бока, выпрямился и как ни в чем не бывало шагнул вперед, глядя противнику прямо в глаза.
Он напоминал зомби из фильма ужасов, и Молоканов испытал короткий прилив малодушного страха перед этим окровавленным чудищем, которое не брали пули. Майор быстро взял себя в руки: это был всего-навсего человек, хотя и обученный игнорировать боль и биться до последнего, выполняя боевую задачу.
– До
