том числе ложь. Вот что она делает, она лжет. Устраивает большое шоу, чтобы весь мир ел у ее ног. Ты всего лишь еще одна пешка в ее игре.
Я стискиваю зубы, перестаю говорить плохо о жертве, над которой он издевался. Я не позволю ему так о ней говорить.
Он больше никогда не сможет даже произнести ее имя.
— Что я говорил о лжи, Каин? — я ударяю его ладонью по лбу, ударяя его головой об асфальт.
— Они придут за ней. Неважно, убьешь ты меня или нет. Они знают, что она замешана. Никого из вас отсюда живым не уйдет.
Я использую плоскогубцы, чтобы вырвать его язык, надавливая на рукоятку, чтобы она сжала влажную губку, прежде чем вытащить ее изо рта.
— Позволь им. Их постигнет та же участь, — шиплю я. — И я надеюсь, что в следующий раз они пришлют не только тебя.
Снова подбрасывая Zippo, я подношу пламя к его языку. Естественно, он начинает сопротивляться, пытаясь убежать от огня, но я опускаю колено ему на грудь, так сильно впиваясь коленной чашечкой в его тело, что я знаю, что ему трудно дышать.
Zippo быстро сжигает его слюну, высушивая ткань до того, как начнется процесс обжига. Прямое пламя на розовую мышцу заставляет ее гноиться, меняя цвет на вялый белый. Он воет в мучительном страдании.
— Я прямо сейчас поджариваю тысячи нервных окончаний, и это даже не малая часть того, что ты причинил ей, — добавляю оскорбление к ране, мое тело остается неподвижным, пока я поджигаю его плоть.
Запах резкий, но мне нравится.
Гнойные карманы начинают закипать, их желтая жидкость начинает слишком быстро вытекать из-за слишком сильного жара. Он просачивается ему в горло, задыхаясь от собственной инфекции. Слезы текут из его глаз, когда он пинается ногами, все еще борясь со мной.
Но он ничего не может сделать.
Я пламя, которое никогда не погаснет, и я не остановлюсь, пока он не превратится в пепел.
Как только мышца начинает чернеть, я оттягиваю Zippo назад, чувствуя, насколько горячий металл касается моей собственной ладони, но я использую этот короткий всплеск боли, чтобы подпитывать свое стремление к мести.
Кусочки его языка падают на подбородок, буквально кусочки расплавленной ткани капают на шею.
Я встаю, бросаю плоскогубцы и засовываю Zippo обратно в джинсы. Оставив его страдать, пока я неторопливо иду к цепям и единственному замку, я тихонько насвистываю, хватая их с земли.
Они звенят и звенят, когда я тащу их по дорожке за собой.
Каин скулит и пытается откатиться, борясь с судьбой, еще не понимая, чем все это кончится. Я полагаю, что могу понять; когда ты смотришь смерти в лицо, вполне естественно отвернуться.
Я просто не могу поверить в этот город и людей, которых они возвели на троны. Коронование убогого и злого.
Между тем, они унижали меня в детстве.
Спрятать насильника. Сокрыть секс-торговцев, черт возьми.
И все же мальчик, который видел, как его мать сгорела заживо прямо у него на глазах, был антагонистом. Он был Люцифером. Он был злодеем.
Не этой ночью.
— Б-боже, пожалуйста, — ворчит он, прося помощи у святого духа, пока он совершал такие адские действия.
Это лицемерно, и это меня бесит.
— Он не слышит, — хмыкаю я, беру один конец кандалов и начинаю наматывать восьмерку на его скрещенные ноги. — Он оставил тебя, чтобы теперь я мог разобраться с тобой.
После того, как я обматываю их достаточное количество раз, я надеваю замок на скобы, фиксируя их на месте. Я смотрю на свою работу, как гордый разведчик-орел, который только что получил свой первый значок узла.
Я встаю над ним еще раз, мои ноги по обе стороны от его тела. Просто наблюдаю, как он трясется от слез, качает головой взад и вперед, молча умоляя меня, моя бровь поднимается, и я усмехаюсь, когда вижу большое мокрое пятно, растекшееся по его джинсам.
— Ты готов? — спрашиваю я, игриво наклонив голову. — Ад ждал тебя.
Отступая от его тела, я оборачиваюсь, держа другой конец цепи в левой руке, чувствуя каждую каплю зла, пока иду к своему мотоциклу.
Как только я добираюсь туда, я щелкаю крюком, который соединен с концами звеньев на раме моего мотоцикла, оглядываясь на него, чтобы в последний раз увидеть, как он выглядит целым, прежде чем я взберусь на него и заведу двигатель.
Адреналин стучит по моему черепу, как барабан. Мои ноги вибрируют от силы того, что находится подо мной. Я быстро бросаю взгляд в сторону и вижу всех парней, прислонившихся к сетчатому забору и немигающих взглядов.
Я смотрю вперед, на четыре поворота трассы, зная, что Кейн, вероятно, не переживет один круг, но молча надеясь, что он это сделает, так что его страдания продлятся.
Поворачивая запястье назад, топливо выстреливается прямо в двигатель, и мой байк едет вперед. Проходит всего несколько секунд, прежде чем цепь ослабевает, и я чувствую, как вес тела Каина тянется за мной.
Его крики длятся дольше, чем я ожидал, но я заглушаю их мыслями о ней.
Прошлой ночью я позволил себе быть мягким. В безмолвном пространстве того момента моя бдительность полностью упала перед Сэйдж, и часть меня хотела остаться там подольше. Внутри трещины хаоса, где было ощущение покоя.
Я все еще чувствовал ее теплую кожу, плотно прижатую к моему телу, пока мы стояли на кухне. Это не было сексуальным. Это даже не ощущалось физическим.
Это было что-то глубоко-глубоко внутри меня, что уговаривало выйти наружу, утешаясь запахом ее свежевымытых волос. Это было самое близкое, что когда-либо было к моему прощению. И хотя потребовалась бы не одна темная ночь на кухне, чтобы залечить мои внутренние раны, помочь мне побороть своих демонов и научиться прощать себя, в тот момент этого было достаточно.
Однако я не мог оставаться там. Не навсегда. Я не живу в мире, где это было возможно.
Неважно, кем мы были. Что случилось той ночью или каким мягким я был. Потому что прямо сейчас я каждая частица моей репутации. Гротескная, мерзкая душа, жаждущая мести. Это все, что меня волнует.
Убедившись, что никто никогда больше не испортит ее крылья.
Мое дыхание становится прерывистым, когда я пересекаю финишную черту, замедляясь до остановки там, где я когда-то стартовал. Мой пульс подскакивает в горле, когда я опускаю подножку, оставляя двигатель урчать.
Тело Каина покатилось, когда я ехал,
