Мы еле избавились от бесхвостого члена семьи, чтобы уйти наверх. Нет, шнауцер побежал следом, но хоть на кровать не запрыгнул. Только развесистые уши пытался навострить на каждый наш вдох и выдох.
Вылезли мы из кровати уже ближе к вечеру, когда пришло сообщение от Ярослава. Такое же короткое, как и от его отца. Ну, раз у них все в порядке, и у меня все хорошо. Баба Люба следом за своим «хорошо» сообщила, что Женечка капризничает. Она просто устала — написала я в ответ и ещё сильнее утвердилась в решимости уехать. Если потребуется, найду законные рычаги давления на Матвеева, сделать это в Москве для меня куда проще, чем в незнакомом Питере. Куча влиятельных знакомых! И жалеть звездный статус Влада я больше не стану.
Вечер прошёл спокойно, за ним ночь… Я не заставляла себя спать — Джек усыпил меня без особых проблем, как и я — его бдительность.
— Не хочешь взять вторую связку ключей? — спросила я за утренним кофе.
Он вскинул голову, глаза снова блеснули — на этот раз не страстно, а опасно.
— От твоего дома? — прохрипел он.
— От нашего, — ответила я тихо. — Свои люди, сочтёмся, — добавила тише. — Только за язык меня не хватай… Ладно?
— А если мне это очень нравится…
Он сделал ко мне шаг, но я увернулась от поцелуя. Уперлась ему в грудь.
— Жень, давай хоть чуть-чуть повзрослеем. Мухи отдельно, котлеты отдельно.
— Что именно для тебя мухи?
Я поймала его руку у моего уха и приложила к его щеке.
— Я брился вечером… И на работе я ни с кем не целуюсь… Побриться?
— Тебе идёт щетина. Просто я не могу сейчас шутить. Мне плохо.
— Я знаю. Мне тоже. Но это надо пережить. Как ветрянку. Не расчесав себя до крови.
— Сейчас от неё прививают.
— Сейчас не тогда. А все наши проблемы родом из детства. Правда ведь?
— Железобетонная правда. Иди уже на работу. Это же не школа, чтобы выгонять тебя пинками.
— И ты не мать.
— Мать, но не тебе. Иди уже!
— Не хочу. Хоть звони и говори, что машина сломалась…
— Вот только не накаркай!
Сердце билось на пределе. И долго не могло успокоиться. Как и шнауцер. Берька испугался, что его снова оставят дома одного. А когда увидел у меня в руке поводок, от радости чуть не вышиб мне в прыжке зубы.
— В машину! — скомандовала я собаке и себе.
70. Брак
Я соскучилась по Москве или по молодости, в которой обида каким-то чудом уживалась с верой в торжество если и не справедливости, то добра. Дверь в Генкиной квартире осталась прежней, хотя замок сменили: ключ новый. Интерьер изменился, но до сих пор хранил налёт совдеповского псевдоизящества. Я сразу нашла контакт с диваном, старым, но добротным. Моим диваном. Он не разбирался, что было для того старого времени редкостью, поэтому им особо и не пользовались после меня. Использовали только для демонстрации разноцветных подушечек.
Я вставила штекер в розетку и зажгла старый торшер, в свете которого когда-то читала конспекты. Села в кресло и уставилась в темный экран телефона. Нет, он горел, это в глазах у меня было темно, как и за окном. Джек сбросил мой звонок, как только я сказала ему, где нахожусь. Бабе Любе я точный адрес не назвала. Только сказала, что уже в Москве и могу забрать детей хоть прямо сейчас. Она попросила не ехать к ней, потому что моя дочка спит, а сын с папой в кино и ночевать у нее они не собираются. Интересно, Влад взял на сегодня-завтра отгул?
Я могла бы позвонить утром, но мне совершенно не хотелось играть с Матвеевым в прятки. Адреса квартиры моих израильских родственников он не знал. А что касается утра, то Матвеев не дурак, чтобы прятать от меня детей. Я приехала в Москву, как он и хотел. Я играю в поддавки, чтобы выиграть.
Шнауцер лежал у моих ног. К окружающим его предметам он испытывал такую собачью неприязнь, что кушать не мог. Ничего. Даже колбасы, которую я купила по дороге. У меня аппетита, впрочем, тоже не было, даже с учетом большой любви к кефиру. Что я хотела — да чтобы Джек понял, простил и позвонил. Радовало одно — Влад тоже не звонил. Мать не сообщила или ему плевать… Какая, впрочем, разница… Небольшая. Он понимает, что закон на моей стороне. И вообще у меня семья в отличие от папочки моих детей. На общение с бабушкой, кстати, я разрешение не давала… Поэтому, наверное, бабушка и вела себя так смирно. Все на честном слове. Вот я и требую в ответ честности со стороны ее сына.
Я прошлась по квартире, попинала сгустки пыли босыми пальцами. Шнауцер следовал по пятам. Ему было страшно. Мне тоже. Пустота давила, и в итоге я скрючилась на диване, так и не воспользовавшись полотенцем, которое достала из чемодана. Генка спросил, нужна ли мне хата на длительный срок? Нет, не нужна. Я сниму квартиру рядом со школой Ярослава.
— Маша, я в Москве, и мне нужна помощь с работой, — бросила я сообщение подружке и тут же получила вопрос, где именно я нахожусь. — У родственников.
— Это ты так Влада теперь называешь?
— Маш, прекрати… Идеального развода у меня не получилось. Но мне есть, кому помочь, если Влад решил затеять маленькую победоносную войну.
Она мне тут же перезвонила:
— Знаешь, скажу тебе честно, идеальной дружбы тоже не бывает. Думаю, я могу попросить мужа взять тебя на работу. Он ничего Владу не должен. Ты этого хочешь?
— Маш, я просто не хочу воевать со своим бывшим за детей. И мне Питер не нужен. Я даже не Невском не была. Я — москвичка. Мне нужна работа и полная финансовая независимость. Я не хочу зависеть от алиментов.
Маша на секунду замолчала.
— Ты же понимаешь, что ты не можешь тягаться с Владом в финансовом плане?
Я вжалась лбом в подлокотник дивана.
— Я не меряюсь с ним тем, чего у меня нет. Но, к сожалению или к счастью, у меня есть тот, кто готов из кожи вон вылезти, чтобы доказать всему свету, что он лучше. Мне его жалко, серьезно. Где тонко, там и рвётся, понимаешь же… Я хочу иметь собственные деньги на квартиру и еду. Кружки пусть оплачивает папочка. Это ведь честно, ты так не думаешь?
— Ты снова стремишься к идеальному разводу? А нынешнего мужа ты полностью со счетов скидываешь? Роль матери-одиночки тебе больше нравится?
