— Я не хочу, чтобы Женя чувствовал себя обязанным содержать чужих детей. Не хочу…
— Или он не хочет? — перебила Машка.
— Он хочет больше, чем может. Пожалуйста, не надо… Тебе не понять. Он странный человек. Всегда таким был. Просто помоги мне с работой. Я тебя не подведу. И с садиком. Я не хочу няню домой. У моего мужа ненормированный рабочий день, и он будет неловко себя чувствовать с чужим человеком под боком.
Машка молчала.
— Я прошу тебя, помоги, — повысила я голос, не особо понимая, чего она от меня ждёт. Какой волшебной фразы? — Я должна все решить сама и быстро. А я на нуле. У меня и двухсот тысяч на счету нет. Я совершила самую дурацкую сделку в своей жизни…
— Вышла замуж за своего Женю? — снова перебила Машка.
Все внутри сжалось — только бы она не оказалась права. Об этом страшно подумать. Даже на минуту.
— Его дом купила. Это удар ниже пояса и ему, и мне… Мне, впрочем, выше пояса. Очень больно, Маша. Сердце болит. Порой кажется, что лучше бы мы не встретились. Возможно, у него бы с той девушкой сложилась нормальная жизнь. А от меня одни проблемы. Главное, он — Питер, я — Москва. Он все ещё на слабо берет себя и всех, как в девяностые. Он не вырос. Совсем.
— Уже поздно метаться. Ты один раз нормально не развелась. Во второй у тебя точно ничего не получится. Я сделаю, что смогу для твоей работы. Но ничего не обещаю. Лето и… Ну, сама понимаешь. Вдруг мужская солидарность…
Я закрыла глаза. Боже ты мой, как пережить эту ночь, как помириться с мужем, как заполучить в союзницы бывшую свекровь… Как уснуть под тяжелые вздохи собаки… Берька подобрался поближе к дивану, но не сделал ни одной попытки влезть на него. Чувствует, что диван сейчас хуже трансформаторной будки. Зачем я отдала Джеку паспорт? Нужно было сначала стать полностью независимой от первого мужа.
Утром шнауцер тоже меня не будил. Пришлось даже потрясти поводком, чтобы Берька подошёл к чужой двери, ведущей во враждебный для него мир. Как там наш котик? Тоже, небось, сидит в переноске. Влад явно не разрешил Ярославу взять его от бабушки домой. Я открыла дверь, одну, вторую и замерла. Даже Берька от неожиданности не тявкнул. Правда через секунду радостно поджал уши.
Джек не отошёл от стены. Не для меня, так для собаки, которая ткнулась мокрым носом в затянутую джинсой коленку. На меня Джек смотрел, прищурившись. Я — тоже, только не по причине яркого солнечного света на лестничной площадке, а из-за подступивших слез. Если я и оступилась, то не специально.
— Почему не позвонил?
Лучше было б обнять, но обе руки приклеились к натянутому поводку.
— Я не звоню в чужие двери.
Сказал и замолчал, давая мне время додумать продолжение. Я его знала. Это ответ на «мой дом», услышанный из моих уст.
— Я уже звонил в этот звонок без ответа, — усмехнулся Джек, когда я осталась стоять перед ним со сжатыми губами.
Немая. Не своя. Сама не своя…
— Как адрес вспомнил?
— Никогда и не забывал. У меня хорошая память.
Я опустила плечи и голову. Это был знак для него, хотя я и не подавала сигнала S.O.S., знак, чтобы прижать меня к незакрытой двери — с такой силой, что мы оба ввалились в чужую прихожую. Вместе с собакой. Джек захлопнул железную дверь. Она закрылась с противным лязгом, точно в карцере.
— Чего ты добиваешься? Чего ты от меня хочешь?
Это спросил он. Я не могла даже отвечать, не в силах отыскать кислород в безвоздушном пространстве между нами. Между нашими носами не больше сантиметра. Джек держал меня за плечи и явно собирался вытрясти ответ любой ценой. Если бы в руках не было поводка, а на поводке сменившего радость на гнев пса, я бы просто обняла этого сумасшедшего человека, а так по-прежнему стояла перед ним молча. Или скорее висела у него на руках, как на тонкой ниточке над пропастью, куда летела моя жизнь.
— Почему ты ничего не сказала?!
Он явно спрашивал не про мое нынешнее молчание, а про вчерашний день.
— Потому что не хотела, чтобы ты со мной ехал. И решал за меня мои проблемы…
— Это наши проблемы! — он встряхнул меня под собачий лай.
— Мои! И только я знаю, как их решить! Когда я не знала, как повесить гамак, я тебя спросила…
Он отпустил меня и вырвал поводок. Шарахнул дверью. Та взвизгнула и, конечно, не заперлась. Я повернула замок. Пусть звонит, а не строит из себя обиженного. На чем приехал? Поезде или машине? И когда? Сколько он проторчал на лестнице чужого дома как БОМЖ? Или ещё хуже — как оперативный работник…
Сколько он будет гулять? Пока не успокоится. А он не успокоится. Так быстро… Дверь закрыта, но теперь он, наверное, нажмёт на звонок. Душ получился совсем коротким и вовсе не бодрящим. Плечи не расправлялись, и в таком виде и состоянии соваться к бабе Любе не хотелось.
Я открыла дверь по звонку.
— Ты взял, во что переодеться? — спросила в ответ на вопрос, чем протереть собаке лапы. — За квартиру не переживай, тут будет цвести сад… Ремонт. Жень, не надо на меня так смотреть…
— А как надо?
Я отвернулась к задернутому пыльной шторой окну.
— Тебе может не нравиться, что я хочу обойтись в вопросе детей без твоей помощи. Но ты должен считаться и с моими желаниями тоже. А так получается, что я скинула на тебя проблемы и с коктейльчиком на пенёчке уселась…
— Ясь, может, тебе действительно коктейльчика не хватает? Для спокойствия.
Джек снова подпирал стену. Пусть уже и не внешнюю, а внутреннюю, но все равно чужую и для него, и для меня.
— Мне не хватает детей, работы и Москвы. Я уже переговорила с подругой. Ну и детям тут привычнее. И… Подальше от моих родителей. Не будем чувствовать себя обязанными наносить визиты вежливости. И… Тут и у тебя будет больше клиентов. И нам все равно снимать жильё… Джек, тебе же нечего предложить мне в Питере. Не в обиду говорю, а просто констатирую факт. Тут мы быстрее выгребем, понимаешь?
Он молча смотрел на меня, и от его взгляда даже на языке появились мурашки.
— Джек, мы же собирались в Москву… Ну представь, что тогда ты позвонил бы не в пустую квартиру.
