Он сильнее вдавил мою ладонь в свою щеку.
— Оттого, что вы не человек. Оттого, что нас познакомили обманом. Оттого, что я люблю вашего брата. Марионетку, сделанную с его маски! Вот так!
Я вырвала руку. Барон не удерживал меня больше. И даже не пролил ни одной капли из чашки, которую сжимал другой рукой.
— Ну так что ж! Милан пытался жениться на моей невесте, и вот я взял в жены девчонку, влюбленную в него. Все закономерно. Но если он позволил Александре уйти, то вас я не отпущу. У него был шанс заиметь семью с другой женщиной, а у меня такого шанса нет. Вы остаетесь со мной до двадцать первого августа, хотите вы того или нет.
— Вы же отпустили меня! — почти что выкрикнула я. Двинуться уже не было никакой возможности: его рука вновь держала меня за талию.
— Я не держу обещаний, сколько раз повторять! И вы взрослая женщина. В вашем мире женщины давно усвоили истину: не верить мужчинам.
— В чем еще вы мне лгали? — с вызовом бросила я.
— Боже упаси! Ни в чем! Я с вами как на духу! Обещания отпустить вас не в счет. Я просто не могу их выполнить. Я отпустил первую женщину которую полюбил. Последнюю я не отпущу. А вы… Вы, Верочка, тоже учитесь на своих ошибках. Пока что в вашей жизни я являюсь первой удачей. Будет ли вторая, бог даст! Вы — моя жена. Смиритесь! Даже если попытаетесь бежать, пока я так слаб, вас не отпустит Ондржей. А потом не отпущу я. Милан, который не брат… А который мой внучатый племянник, разводом подписал свой смертный приговор. Нельзя нарушать священный союз. Нельзя лгать перед лицом Всевышнего. Я — наглядный пример сказанных в сердцах слов. Верочка, — Петер понизил голос до шепота. — Сейчас попытайтесь уснуть. Сон лучше любых таблеток. Пожалуйста…
— Выпейте чай, — буркнула я, и Петер подчинился.
Вернув чашку на столик, я стянула шерстяные носки, в которых ходила по полу. Потом обернулась к кровати. Барон впервые смотрел мне не в лицо.
— Эти простыни все равно выкидывать. Не снимайте с себя больше ничего…
Его шепота не хватило, чтобы договорить. Про окончание фразы я догадалась, осторожно подошла к кровати и высвободила из-под спины барона одну подушку. Для себя.
Он нервно замотал головой и сполз вниз самостоятельно. Я нарочно сильно откинула одеяло, чтобы убедиться, что повязка все еще держится у него на груди.
— Вера, это пустяки. Уж поверьте, я разбираюсь в огнестрельных ранах. Ложитесь, пожалуйста.
Я легла. На самый край. Петер не придвинулся ко мне, только положил мне на плечо руку. Она была тяжелой. Рука законного владельца. Что ж… Он прав, я сама сказала ему "да".
Эпизод 7.4
Я проснулась от пристального взгляда — Петер не отвел глаз, только улыбнулся еще шире, но даже такая улыбка не явила на свет клыков. Да и света было маловато. Занавески задернуты. Здесь кто-то побывал или же Петер сам вставал с кровати. А я явно ворочалась, раз проснулась к нему лицом. Или же спала настолько крепко, что не заметила его решительных прикосновений.
— Там на столе обед, но все давно холодное, — прошептал барон, с таким придыханием, точно признавался в любви.
— И вы меня специально не будили? — хотелось сказать это просто как догадку, а вышел вопль обиженной дуры!
— Да, — Петер на мгновение даже губы поджал. — Я подумал, что если подольше поспать, будешь чувствовать себя значительно лучше. И, возможно, ты даже сможешь сесть за руль…
"Ты", снова ты… Или снова я, но уже не чужая пани, а прежняя его "Верочка".
— Вы так им не доверяете…
Я не успела изменить интонацию на вопросительную.
— Не столько им, сколько себе. Мне нужен пан Драксний и Карличек рядом, чтобы быстрее встать на ноги. Только если тебе совсем плохо…
— Мне тоже будет лучше… — Я поймала полный надежды взгляд и выдохнула: — Дома…
Пусть понимает, как хочет. Я марионетка. И я не рыпаюсь.
— Не стоит делать тот дом своим домом. Он не приносит своим владельцам радости уже много лет. Но поселить в другом месте дракона я не могу, сама понимаешь. Пока он сам не вздумает переселиться поближе к людям.
— А как вы встретились с Карличеком?
Вопрос вырвался сам. Я не стремилась уличить барона во лжи. Даже если он подумал обратное.
— Верочка, это другая история, — в голосе не слышалось злости. Только усталость.
— У нас будет все время до августа, чтобы поговорить об этом, а пока… Давай вернемся туда, где мы в безопасности. Ты готова уехать?
Я спрыгнула с кровати и подошла к окну. Пока только сумерки. Можно успеть доехать до темноты, если…
— Петер, давайте сделаем перевязку здесь. В особняке нет ни горячей воды, ни нормального освещения.
Я начала говорить, еще не до конца повернувшись к кровати. Барон уже сидел. Одна штанина задралась, но нижние пуговицы рубашки, чужой, потому что клетчатой, уже были застегнуты. Видимо, чтобы скрыть от меня часть повязки с запекшейся или уже со свежей кровью.
— Сейчас еще побриться попросишь… — усмехнулся барон.
Пришлось улыбнуться. Ладонь зачесалась. Видимо, минуя мозг, она все же ощутила утром колкость щеки барона.
— Не думаю, что в госпиталях все поголовно брились…
— Но при этом думаешь, что все мылись? — не унимался раненый.
— Ну как иначе я смогу дать вам чистую одежду…
— Я сам возьму ее, Вера, — барон понизил голос: — Мне раньше следовало показать шрамы, те, что ниже шеи, чтобы ты сразу отмела эту дурацкую выдумку с бритвой. Но сейчас… Я не хочу, чтобы ты их видела. Хотя бы при ярком свете.
— Здесь нет яркого света, — зачем-то настаивала я.
— Он есть в ванной комнате.
Барон поднялся и, дотянувшись до задней спинки кровати, сделал первый шаг. Я поморщилась, будто меня саму пронзила боль, хотя его лицо оставалось спокойным.
— Петер, если вы считаете меня женой…
Он обернулся, и я чуть не подавилась последним словом.
— Именно поэтому я не позволю тебе войти. Неужели не понимаешь… Существуют границы, за которыми прячется отвращение.
— Я дам вам чистое белье.
Я раскрыла вместительный чемодан и достала все, кроме пиджака. Даже жилетку. Парку я сразу швырнула на кровать.
— И все же воспользуйтесь горячей водой, — сказала я тихо, протягивая барону одежду.
— Я понял, Вера. Не надо повторять дважды прописные истины. Я воевал почти как простой солдат, но воспитание у меня осталось аристократическим.
Я поджала губы и отступила к кровати. У меня видок был совсем не аристократический. Особенно в чужой одежде!
— Я тоже пойду переоденусь. И волосы заодно расчешу.
