ГЛАВА 1
— Прости, я проиграл тебя в карты.
Я едва не прыснула во все стороны вином, потому что как раз сделала хороший глоток. Осторожно поставила бокал на стол и внимательно посмотрела на своего жениха.
Наверное, он так неудачно пошутил. В таком случае он узнает много нового о своем более чем сомнительном чувстве юмора.
Чарльз Глог виновато захлопал ресницами, глядя на меня взглядом побитого щенка.
Ах, как он был хорош в этот момент! Даже каменное сердце не устояло бы от проникновенного взгляда прозрачных голубых глаз, окаймленных длинными густыми ресницами. А белокурые волосы, аккуратными волнами падающие на плечи, так и хотелось взъерошить.
Правда, внешность моего ненаглядного внезапно стала казаться мне слишком приторной и жеманной.
«Девчонка он какой-то, — как-то само собой вспомнился недовольный голос моего домового, который Чарльза по неведомой мне причине невзлюбил с первого взгляда. Впрочем, тот отвечал ему взаимностью. — Того и гляди, что разрыдается, если толкнешь посильнее».
— Что ты сделал? — нарочито спокойным голосом осведомилась я, все еще надеясь, что стала жертвой в высшей степени неудачного розыгрыша.
А в следующее мгновение Чарльз вдруг пал предо мной на колени. И зарыдал в полный голос, схватившись руками за волосы.
Свои, понятное дело. Ишь как терзает, пытаясь вырвать клок поприличнее. Даже удивительно, поскольку я знала, с какой щепетильностью Чарльз относился к уходу за своей шевелюрой. Шампуней, бальзамов и масок для этого дела у него было намного больше, чем у меня.
— Прости меня! — провыл он и с упоением принялся биться лбом о пол. — Прости меня, родная моя, хорошая! Я виноват! Будь проклят тот миг, когда я сел за стол с этим обманщиком и шулером! Будь проклят тот час, когда я появился на свет! Будь проклят тот день, когда я в первый раз взял в руки карты.
— Смотри-ка, головой как бьется, а ладонь не забыл подложить, чтобы шишку не набить, — язвительно шепнул мне на ухо Ведогон, и я ощутила на плечах невидимую приятную тяжесть. Видимо, домовой так заинтересовался происходящим, что поторопился вылезти из своего угла, где постоянно прятался, стоило Чарльзу лишь пересечь порог моего дома.
Как я ни была ошарашена происходящим, но все же заметила, что Ведогон говорит правду. Рука Чарльза действительно заботливо оберегала его лоб от жесткого столкновения с полом.
— Я так виноват передо мной! — Чарльз всхлипнул в последний раз и поднял голову. Уставился на меня огромными лучистыми глазами, в которых красиво переливались прозрачные слезы.
Эх, и почему я так плакать не умею? Если я заплачу, то мгновенно превращусь в самое страшное чудище с заплывшими глазенками и распухшим красным носом. Честное слово, такую жуть скорее добьешь из жалости, чем попытаешься утешить. А вот Чарльза так и хотелось обнять и приголубить, лишь бы не расстраивался больше.
Пауза несколько затягивалась. Чарльз смотрел на меня и явно ожидал какой-нибудь реакции. Но что я могла сказать или сделать? Пока ситуация напоминала какой-то фарс. Дурно разыгранную комедию. Но смутная догадка о причинах происходящего у меня уже появилась. Если я права, то… О, даже не знаю, что я тогда сделаю! Но стоит поблагодарить Чарльза за то, что он не стал устраивать прилюдных сцен, а дотерпел до дома. То-то он был таким задумчивым и печальным, когда мы покинули ресторан, в котором провели чудесный романтический вечер.
По всей видимости, последний вечер для нашей пары.
— Я виноват — мне и отвечать! — решительно провозгласил Чарльз и хмуро сдвинул брови. — Я покончу с собой, моя дорогая! Покину этот мир, потому что только смерть смоет МОЙ позор.
И опять замолчал, выжидающе глядя на меня.
Ах, ну да. Наверное, я должна возопить нечто вроде: «О нет, только не это!» И зарыдать вместе с ним в унисон.
Но, как я уже сказала, красиво плакать я не умела. И потом, у меня глаза накрашены.
— Давай-ка начнем сначала, — спокойно проговорила я, хотя внутри все кипело от негодования. — Что все это значит?
Чарльз вместо ответа опять зарыдал. Закрыл лицо руками, самозабвенно всхлипывая.
Это было… жалкое зрелище. Нет, я не придерживалась общепринятого мнения о том, что настоящие мужчины не должны плакать. По-моему, слезы — это отличный способ выплеснуть накопившиеся негативные эмоции. Держать все беды и горести в себе — не самая лучшая идея. Эдак и до инфаркта недалеко, поскольку сердца-то у всех одинаково устроены, рвать их эмоциями — далеко не лучшая идея. Но… при всем при этом я была твердо уверена в том, что подобные выплески чувств необходимо производить только в полном одиночестве. Сама не раз практиковала подобное. Иногда просто необходимо запереться дома и хорошенько погоревать над превратностями судьбы.
Я неторопливо встала и отошла к столику, сервированному для продолжения столь приятного вечера. Поставила на него бокал, взяла в руки хрустальный графин. А потом, неслышно ступая, вернулась к Чарльзу. И выплеснула воду ему на голову.
— Что ты делаешь?! — Чарльз мгновенно вскочил на ноги. Затряс мокрыми волосами, глядя на меня круглыми от изумления глазами.
— Рассказывай! — сухо потребовала я. — И без истерики. Иначе ведь и чарами какими врежу.
Чарльз с опаской покосился на мою руку, пальцы которой окутали серебристые чары. И затараторил, от спешки глотая слова.
— Это тот тип виноват, — выпалил он на одном дыхании. — Я не хотел играть, честное слово! Но ты отошла в уборную комнату. Тебя так долго не было! Я заскучал. Увидел, как за соседним столиком этот гад тасует колоду. И так неловко у него это получалось. Сразу видно — профан полный. Ну я и подумал…
После чего замолчал, явно решив, что сказал достаточно.
Я нахмурилась, обдумывая услышанное. Так, картина вырисовывается пока ну очень неприглядная. Сдается, мои подозрения оправдываются.
Потому что в уборной я задержалась отнюдь не по своей воле. Сначала заело защелку, да так, что мне пришлось воспользоваться магией. Потом около зеркала, где собиралась поправить макияж, я столкнулась с какой-то непонятной девицей, вцепившейся в меня, словно клещ. Уйму времени потеряла, пытаясь отделаться от нее. Наверное, стоило сразу уйти, но она схватила меня за руку и трещала как сорока, уверяя, будто когда-то мы учились вместе. Хорошие манеры не позволяли мне грубо оттолкнуть ее, а все мои слова девица просто пропускала мимо ушей. Самое удивительное, что отвязалась от меня она так же резко, как и прицепилась. Внезапно буркнула, что обозналась, извинилась и буквально выбежала прочь из уборной.