И над этим всем новый день встает…
В этот день я ушел с работы пораньше, и на то у меня имелись свои причины.
Для начала я забежал в магазин «Селфриджес»… Нет, мы не уехали в Лондон, это скорее Лондон в его самой парадной ипостаси перебрался в Хоулленд. Вокруг города, там, где некогда мирно паслись овцы и зеленели грядки картофеля, теперь высились высотки фешенебельных отелей, торговых и офисных центров, ресторанов, сверкали витрины магазинов. Это действительно напоминало Дубай в миниатюре, только на новом качественном уровне.
В «Селфриджесе» я купил букет тигровых орхидей, небольшое колечко с нашим, хоуллендским бриллиантом, фрукты и сладости. Дэн, мой шофер, бывший таксист, которого я отыскал в Дублине и переманил в Хоулленд, помог мне донести все это до машины, того самого «Роллс-Ройса», который ровно год назад довез меня до вокзала Конолли. Ровно год назад – не так уж и много, но словно целая вечность прошла с той поры.
В потоке машин мы выглядели этаким старым броненосцем, неторопливо плывущим среди модных яхт. Я знал, что над моим «гробом на колесиках» подшучивают, но совершенно на это не реагировал. Лично меня раздражало обилие «Феррари», «Ламборгини» и «Бугатти», ползущих в хоуллендских пробках. Зачем вообще покупать дорогую полуспортивную машину, если плетешься, как черепаха?
Дэн то и дело сигналил и матерился, а я смотрел в окно и чувствовал себя так, как, должно быть, чувствует себя волк в зоопарке. В этом Хоулленде мне было душно, но я был по-прежнему его канцлером и по-прежнему готов был шагнуть под пулю за его народ. Но не все, что нас не убивает, делает нас сильнее. И есть металлы куда более опасные для здоровья, чем оружейный свинец. В числе прочих это золото.
Больница располагалась в новом высотном здании, на том же месте, где была еще до всех глобальных перемен, а родовспомогательное отделение, по моим подсчетам, находилось аккурат в том же месте, где когда-то стоял флигелек Игги. Старина Игги удостоился, с моей подачи, памятника в сквере оного лечебного заведения. Кстати, больше он мне не снился.
Я также добился, чтобы у здания городской библиотеки был установлен бюст русского гения Эдуарда Циолковского, попытавшегося впервые сформулировать научную теорию миниатюризации. Сначала все недоумевали, интересовались, кто это, а потом привыкли и стали считать его чуть ли не нашим земляком, знаменитым ученым-лепреконом далекого прошлого.
Мы спокойно въехали на территорию городской больницы. Впрочем, называть данный медицинский центр больницей как-то не совсем правильно. Здесь было абсолютно все, что могло предложить человеку современное здравоохранение: от стволовых клеток до киберпротезирования. Медики этого центра буквально творили чудеса, но главные чудеса, конечно, происходили не здесь, а в моей собственной лаборатории, по-прежнему расположенной прямо под цирком.
Именно там, совсем рядом с шахтой, а теперь и с реактором, я превращаю людей в лепреконов. Это моя вторая обязанность в Хоулленде.
Похоже, никого, кроме меня, это не удивляет. Но я-то прекрасно помню, как полтора года назад весь ученый мир оглушительно прокатил, чуть ли не освистал, мой отчаянный доклад о пользе миниатюризации. Тогда я не имел ни малейшего представления о том, что же со мной произошло. Вероятно, я просто испугался того, что мое уменьшение приведет к изоляции, и, раз уж сам не мог вернуться в норму, попробовал с почти детской наивностью навязать эту норму миру.
Тогда меня подняли на смех, но не прошло и года, как те, кто ёрничал над моей теорией, с пеной у рта принялись ее отстаивать. «Уличная магия» генерала Херна в виде свежеотпечатанных неоновых долларов нового образца действовала, как дудочка гаммельнского крысолова. Трансурановая группа, близкая к ариэлию, стала именоваться лепреконоидами. В нее вошли, кроме ариэлия, гипотетические элементы близкой атомной массы, среди которых были фоксий, блейкий и бенджений, сципионий (в честь Бельмондо-Пьера) и барбарий, бартий и мерисьюзий, одеттий и одилий, байроний и даже кэмероний. Как видите, безалаберный псина бородатого женщины удостоился собственного трансуранового элемента.
Но это, вероятно, на фоне всего остального казалось важным разве что только мне. Изменения, произошедшие в мире, оказались куда более обширны и поразительны, хотя ничто не предвещало такого развития событий. Но маленький камушек с вершины горы может вызвать лавину или оползень, сносящий на своем пути города. Так что каждое наше действие, даже каждое слово способно перевернуть абсолютно все и изменить привычный ход вещей.
Началось все с того, что на всеобщем собрании хоуллендцев было принято окончательное решение закрыть город для людей нормального роста. Все высокорослые хоуллендцы добровольно прошли трансформацию. Я активно протестовал против этого: процесс был еще не до конца изучен, и я всерьез опасался негативных последствий.
Но решение было принято, и мне пришлось смириться.
А затем, когда первые партии ариэлия (счет велся на унции, и наших партнеров устраивало) отправились за океан, а нашими алмазами стали торговать в престижных ювелирных салонах, когда внезапно казна государства наполнилась шальными деньгами, Хоулленд вновь попал во внимание мировых средств массовой информации. Но уже совсем в другом – сугубо положительном ключе. Когда план генерала Херна заработал в полную силу, внезапно быть маленьким стало модно.
А мода – это штука не слабее цунами.
Меня стали буквально осаждать требованиями об уменьшении, предлагая за это хорошие и даже очень хорошие деньги. Я не очень долго упирался – трудно противостоять лавине, во-первых, а во-вторых… теперь мне было все равно. Хотят быть маленькими – ради бога! Я лишь сделал довольно высокую входную таксу и специально оговорил с Херном то, что никто, кроме меня, этим заниматься не будет. До этого в контракте мы прописали неиспользование ариэлия в военных целях, и пока мои партнеры выполняли все параграфы нашего договора.
