Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 99
Около 22.00 меня вели по опустевшим улицам двое партизан. Наши шаги гулко раздавались в ночной тишине. Эти звуки отзывались в моих ушах, как глухая дробь барабанов смерти. И снова я предположил, что мой конец близок, но на этот раз я ошибся. Один из моих спутников вдруг заговорил. Он предложил мне американскую сигарету и спросил, не сильно ли я страдаю от боли. «Вы знаете, – сказал он, – просто поразительно, что вы еще можете ходить с проломленным черепом. Нам приказано отвести вас к врачу, и мы там будем через несколько минут».
Похоже, что американцы сказали бельгийцам, что у меня пробит череп. По приказу американского офицера меня должны были подлечить. На «проломленный череп», видимо, указывало постоянное кровотечение из моего левого уха. Что ж, я надеялся, что все закончится хорошо. Я, конечно, знал, что у меня не был проломлен череп, но не знал, почему у меня кровотечение. Позднее мне сказали, что американец дулом своего карабина порвал мне один из крупных кровеносных сосудов.
Через несколько сот метров меня привели в дом, напоминающий школу. Партизаны и молодые люди кричали: «СС, СС?» Мои сопровождающие отвечали: «Нет, он полковник 2-й танковой дивизии. Американцы хотят, чтобы мы доставили его в госпиталь». Молодые люди недоверчиво втолкнули меня в санитарный автомобиль, и я был доставлен в католический госпиталь. По дороге семинарист и один из моих сопровождающих сказали мне, что эсэсовцев и парашютистов расстреливают на месте.
Я выслушал это чудовищное заявление почти с безразличием. Как много молодых, еще никого не убивших солдат погибло от рук убийц. Ведь многие из моих солдат еще совсем недавно были переведены в дивизию за последние несколько дней. Им едва исполнилось восемнадцать лет, когда они стали жертвами возбужденной толпы.
Снова я подумал, что впереди меня ждет гибель. Не пройдет много времени, как меня опознают. Я лихорадочно обдумывал, как избавиться от своей воинской книжки. Ее нельзя было оставить в санитарной машине; ее бы нашли самое позднее через несколько часов.
Меня доставили в операционную и заставили лечь на кушетку. Очень доброжелательная, говорящая по-немецки монахиня помогала мне. Семинарист и монахиня были братом и сестрой. Партизаны впервые увидели меня при свете свечи и глядели на меня с интересом. У них возникали подозрения. Камуфляжная куртка казалась им знакомой и выдавала меня, как военнослужащего ваффен СС.
Давно пора мне избавиться от своей предательской воинской книжки. Но как? Эти ребята наблюдали за мной, как ястребы. В последниюю минуту я попросил сестру позволить мне сходить в туалет. После некоторого колебания она разрешила, и я проковылял через несколько дверей. Один из партизан сопровождал меня. Учетная книжка исчезла с быстротою молнии. Однако я слишком поздно осознал, что трубы в туалете разбиты и мое опознание просто будет отложено на несколько часов. Врач решил, что меня сначала уложат в постель, а рентген устроят завтра. Я проковылял в палату, еле держась на ногах, и с помощью партизан был уложен в постель. Потеря крови меня до предела ослабила. Я действительно был на последнем издыхании.
Мою перепачканную куртку отобрали партизаны, и я глядел, как они обыскивали карманы в поисках документов. Повезет ли мне и в дальнейшем? Это продолжалось недолго, и меня спросили, где мои документы. Все зависело от того, насколько убедительным будет мой ответ. Я медленно открыл глаза и ответил твердым голосом: «Американцы». На долю секунды боялся вздохнуть. Потом я увидел, что охранники удовлетворены моим ответом. Они пожали мне руку и удалились. В середине ночи мне дали чистую подушку, потому что я все еще терял много крови. Обессиленный, я провалился в глубокий сон, и мне снились родные места в Германии. В госпитале я пробыл две недели. Врачи обращались со мной превосходно. Сестры потихоньку давали мне сигареты, а иногда и добавляли легкую закуску. С каждым днем я чувствовал себя все лучше, похоже, что долго меня в госпитале держать не будут.
Я лихорадочно думал о побеге. Я был на четвертом этаже и бежать можно было только через окно. Мне придется найти несколько простыней и сделать веревку. Однако прежде, чем я смог это осуществить, меня перевели в казармы Альберта.
Казармы были возле железнодорожного вокзала, и их использовали парашютно-десантные части. Мне не нравилось, что я был единственным пленным и что меня держали одного в пустой комнате в углу казарм. Мои новые апартаменты едва ли подходили для побега. Высокие стены и неусыпная охрана стояли на пути к моей свободе. Мое одиночное заключение закончилось через сорок восемь часов. Партизаны направили ко мне товарища по несчастью. Лейтенант Аумюллер был схвачен к северу от Намюра при попытке добраться до германской границы вместе с группой немецких пехотинцев. Они с боем пробивались через леса и поля Северной Франции и Бельгии в течение более трех недель. Полностью полагаясь лишь на помощь местных жителей, они прошли сотни километров для только для того, чтобы быть схваченными совсем недалеко от границы.
Мы общими усилиями старались улучшить свое положение. До сих пор мы содержались в ужасных условиях. Проблема с обогревом была решена быстро. Мы разломали на дрова стулья, столы и шкафы и жгли их в камине. Однако не так просто было улучшить рацион питания. Каждый день нам давали один и тот же суп.
Прибавление в нашей «семье» поступило спустя два дня. Лейтенант Вагнер, командир взвода в пехотной дивизии, стал третьим, кто примкнул к нам. Вагнер, как и Аумюллер неделями шел на восток для того, чтобы быть схваченным на реке Мёз (Маас). Он обладал качествами, которых нам недоставало. Ему каким-то образом удалось утаить несколько сот франков, которые помогли нам улучшить меню.
Чтобы найти поддержку в осуществлении своих намерений, мы намеревались вовлечь в разговор охранников. Мы были рады, что один бельгиец, бывший курсант военного училища, которому довелось побывать в Германии в лагере военнопленных до 1943 года и который был освобожден благодаря вмешательству короля, стал нашим лучшим союзником. Он был кадровым бельгийским солдатом и вел себя соответственно. Выражая свое негодование, он подтвердил, что германских солдат убили. За это были ответственны «красные» партизаны.
Помогал дружелюбному бельгийцу доставлять нам припасы русский пленный, который попал в плен в 1942 году и смог убежать с бельгийского рудника весной 1944 года. Через короткое время к нашим помощникам присоединились два настоящих борца за мир, которые сражались за свою страну из чистого идеализма, причем провели немало времени в застенках гестапо.
Мы могли поддерживать наши физические силы только с помощью этих людей. Конечно, даже они могли доставать только хлеб, картошку, морковь и фрукты. У них и у самих было немного еды, и они зависели от получения пайков. Однако приличное, честное отношение к нам этих бельгийцев не раз помогало в трудные моменты. К тому времени завязались тяжелые бои у Ахена, и мы от всего сердца благодарили тех, кто о нас заботился, за каждый обрывок информации.
Бывший красноармеец не особенно радовался, когда узнал о критической военной ситуации у немцев, особенно на Восточном фронте. Он рассматривал победу СССР без энтузиазма. Простой русский солдат, кажется, понимал больше о намерениях советского руководства, чем отцы касабланкского соглашения. В любом случае у него был более здоровый инстинкт, чем у сэра Сэмюэля Хора, который так ответил 25 февраля 1943 года на предостерегающее письмо Франко, главы испанского государства:
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 99
