утро, маленький Ганс, — сказал мельник.
— Доброе утро, — ответил маленький Ганс, опираясь на лопату и улыбаясь во весь рот.
— Ну, как ты провёл эту зиму? — спросил мельник.
— Ах, — воскликнул маленький Ганс, — как мило с вашей стороны, что вы меня об этом спрашиваете! Признаться, подчас мне приходилось очень туго. Но вот наступила весна, и я опять счастлив, и цветы мои растут понемножку.
— А мы зимой частенько говорили о тебе, Ганс, — сказал мельник. — Не проходило и дня, чтобы мы не думали: как-то ты поживаешь.
— Это очень, очень мило с вашей стороны, — повторил Ганс. — А я уж начинал было бояться, не забыли ли вы меня.
— Ты меня удивляешь, Ганс, — сказал мельник. — Дружба не забывается. Вот этим-то она и прекрасна.
Боюсь, впрочем, что ты не понимаешь, в чём поэзия жизни. Кстати, как хороши эти твои первоцветы!
— Да, они действительно хороши, — согласился Ганс. — Мне прямо-таки повезло, что их нынче уродилось так много. Завтра я отнесу их на рынок и продам дочери бургомистра, а на эти деньги выкуплю мою тачку.
— Выкупишь тачку? Неужели ты хочешь этим сказать, что заложил её? Ну и глупость же ты сделал!
— Да, уж так вышло, — ответил Ганс. — Зимой, видите ли, мне пришлось круто. Денег не было даже на хлеб. Поэтому я сначала заложил серебряные пуговицы с моей воскресной куртки, потом — серебряную цепочку, потом — мою большую трубку и, наконец, тачку. Но теперь я опять всё это выкуплю.
— Ганс, — сказал мельник, — я подарю тебе свою тачку. Правда, она не совсем в порядке. У неё не хватает, кажется, одного бока, и с колёсными спицами что-то неладно, но, как бы там ни было, я подарю её тебе. Я знаю, это щедрый подарок, и многие найдут, что я поступаю страшно глупо, отдавая её даром, но я не похож на других. Я полагаю, что великодушие — это самая сущность дружбы. К тому же недавно я купил себе новую тачку. Да, теперь ты можешь быть совершенно спокоен: тачка у тебя будет.
— Ах, это в самом деле очень великодушно с вашей стороны! — воскликнул маленький Ганс, и его широкое круглое лицо так и засветилось от радости. — Я мигом починю вашу тачку, у меня как раз есть хорошая длинная доска.
— Длинная доска? — переспросил мельник. — Да ведь это именно то, что мне нужно для моего амбара. Там, понимаешь ли, прохудилась крыша, и, если её не починить, всё зерно у меня отсыреет. Как хорошо, что ты вспомнил про эту доску! Нет, прямо замечательно, что одно доброе дело всегда порождает другое. Я подарил тебе мою тачку, а ты хочешь подарить мне свою доску. Правда, тачка стоит гораздо больше, чем доска, но при истинной дружбе таких вещей не замечают: Достань-ка её, пожалуйста, поскорей, и я сегодня же примусь за работу в моём амбаре.
— Сию минуту! — воскликнул Ганс. Он сейчас же побежал в сарай и притащил оттуда доску.
— Ну, не такая уж она длинная, — заметил мельник, осматривая её. — Боюсь, что когда я починю у своего амбара крышу, то от неё останется слишком мало для починки тачки. Но это, конечно, уж не моя вина. А теперь, раз я подарил тебе мою тачку, я уверен, что тебе захочется дать мне побольше цветов. Вот корзина, можешь наполнить её до самого верха.
— До самого верха? — переспросил Ганс с некоторой грустью, потому что это была довольно-таки большая корзина, и он видел, что если наполнить её доверху, то для рынка уж ничего не останется, а ему очень хотелось выкупить свои серебряные пуговицы.
— Ну, знаешь ли, — отозвался мельник, — раз я подарил тебе тачку, я не думал, что попросить у тебя несколько цветочков будет уж слишком много. Я, может быть, неправ, но мне казалось, что дружба, истинная дружба, свободна от всякого эгоизма.
— Дорогой мой друг, мой лучший друг! — воскликнул маленький Ганс. — Я с радостью отдам вам все цветы из моего садика. Мне гораздо дороже ваше мнение обо мне, чем какие-то серебряные пуговицы.
И он побежал и сорвал все свои чудесные первоцветы и наполнил ими корзину мельника.
— До свидания, маленький Ганс! — сказал мельник и зашагал к себе на горку с доской на плече и корзиной в руках.
— До свидания! — ответил маленький Ганс и весело принялся за работу. Нет, что ни говори, а хорошо, что у него опять будет тачка.
На другой день он прибивал вьющуюся жимолость над своим крылечком, как вдруг услышал голос мельника, доносящийся откуда-то с дороги. Ганс живо соскочил с приставной лестницы, сбежал в сад и поглядел через ограду.
Там стоял мельник с большим мешком муки на спине.
— Дорогой Ганс, — сказал мельник, — надеюсь, ты не откажешься снести за меня этот мешок муки на рынок.
— Ах, мне очень жаль, — ответил Ганс, — но я, право, так занят сегодня. Мне нынче нужно прибить все мои вьющиеся растения, полить все цветы и подрезать траву.
— Вот как, — сказал мельник. — А мне казалось, что если я как друг дарю тебе тачку, то и ты как друг можешь мне оказать маленькую услугу. А иначе — что же это за дружба?
— О нет, не говорите так! — воскликнул маленький Ганс. — Я ни за что на свете не хотел бы поступить не по-дружески.
И он сбегал в дом за шапкой, взвалил на плечи большой мешок с мукой и поплёлся на рынок.
День был очень жаркий, дорога была очень пыльная, и Ганс, не дойдя и до шестого верстового камня, так устал, что вынужден был присесть и отдохнуть. Тем не менее он храбро продолжал путь и наконец дошёл до рынка. Потолкавшись там немного, он продал муку за очень хорошую цену и сейчас же пустился в обратный путь: ему хотелось добраться домой засветло, чтобы ненароком не встретиться ночью с грабителями.
— Ну и трудный же нынче выдался денёк, — сказал себе Ганс, ложась в постель. — Но всё-таки я рад, что не отказал мельнику. Он мой самый лучший друг, да к тому же обещал подарить мне свою тачку.
На следующий день, рано утром, мельник пришёл получить деньги за муку, но маленький Ганс так устал накануне, что был ещё в постели.
— Однако же ты лентяй, честное слово, — сказал мельник. — Я тебе собираюсь подарить свою тачку, а ты бездельничаешь. Праздность — великий грех, и я решительно не могу потерпеть, чтобы кто-нибудь из моих друзей был бездельником и лентяем. Ты не обижайся, что я так откровенно, попросту говорю с тобой. Разумеется,
