страшного. Главное, не задеть самолюбие моего напарника. Ради правды, я не видел Кулкана в бою и не могу сказать, какой он воин, но поверим рассказам Атли и Варди.
— М-мм... — Гисли замер на мгновение, обдумывая, что им предложить такого, чтобы заинтересовать. Уж больно жить хочется.
— Могу провести вас между патрулей и вывести прямиком в главное поселение, — сказав это, он не сводил взгляда с топора.
Мы переглянулись с Кулканом, тот кивнул, мол, нам подходит.
— Гисли, слушай меня внимательно. Я пойду позади тебя, и если мне хотя бы на миг почудится, будто ты ведёшь нас в ловушку, то я вот этим прекрасным топором отсеку тебе голову. Поверь, ты и моргнуть не успеешь, как твоя голова покатится по траве, — с каждым произнесённым словом Кулкан приближался к парню. К концу своей речи он стоял к нему вплотную, а лезвие топора находилось у самого кончика носа тощего.
Надо отдать должное парню. Крепкие у него нервы. Я вот был уверен, струхнёт и напрудит в штаны, а он не только не испугался, но ещё и согласно кивнул. Насколько это было возможно с топором у лица.
— Чего замер? Веди. — Я подошёл и хлопнул Гисли по плечу.
— Да-да, конечно, уже иду, — проговорил быстро Гисли, переключая своё внимание с оружия на меня. Сделав пару шагов, тощий резко остановился. Развернувшись на месте, он выдал:
— Мне нужно оружие. Иначе не смогу вам помочь. Если мы вдруг наткнёмся на патруль, первое, это подозрительно, второе, буду бесполезен в бою. — На что Кулкан рассмеялся. Да так заразительно, отчего и на моём лице появилась лёгкая улыбка.
— Насмешил, ну насмешил, — повторял Кулкан, вытирая слёзы. — Ты, парень, совсем нас за дураков держишь? Кто тебе помешает воткнуть нам копьё в спину? Ну ты и шутник. — Отсмеявшись, Кулкан толкнул Гисли с намёком: — Двигай, нечего стоять, но тот так и остался на месте.
— Я клан свой не предавал и не сбегал оттуда, а по всем лесным законам вышел из него, — важно заявил нам Гисли. — Ставлю голос, моё копьё никогда не повернётся против вас, — тощий приложил правый кулак к груди.
Кулкан в тот же миг перестал смеяться и, став серьёзным, сказал:
— Ты сам это сказал. За язык тебя никто не тянул. Иди за оружием, мы здесь тебя подождём.
В тот же миг Гисли скрылся в темноте леса.
— Ты думаешь, он вернётся? — спросил я, разглядывая удаляющуюся спину тощего.
— Он поставил свой голос, — произнёс он, как что-то само собой разумеющееся. Будто мне это хоть что-то объясняло.
— Я не понял? Будь так добр, поясни для тех, кто не местный.
Кулкан не сразу ответил на вопрос. Только когда Крэн его повторил, он вдруг вспомнил, что рядом стоит чужак, ничего не знающий о законах и бытие в лесах Медонии.
— Поставить свой голос означает отдать себя, своих детей и их детей в полное подчинение тому, кто получит его. В лесах не скроешься — это первое. Второе: случись так, что он сбежит из леса, не ответив за слова. Отвечать придётся сначала родным провинившегося, а коли их нет, то клану.
— С ума сойти. Как можно подставить своих будущих потомков? Это же жесть какая-то.
Меня действительно поразило, насколько тут серьёзно относятся к словам. В Гикране люди дадут слово, а после сбегут в другой город. Никто и не подумает их искать. Зачем тратиться на поиски? Ехать куда-то. Что же касается семьи... Тут всё просто. Те бы послали куда подальше со словами: «Он чего-то вам обещал, так к нему и идите». А будешь возникать, позовут стражу, и уже тебе придётся объяснять, почему ты добрых людей беспокоишь. Спустя пару минут вернулся Гисли с копьём и бледным лицом.
— Чего с тобой? — задал я вопрос, потому как не до конца понимал, почему он не сбежал. Мы бы уж точно сейчас преследовать не стали.
— Ничего, всё хорошо, — Гисли говорил, а сам искоса глядел на Кулкана.
— Раз всё хорошо, то веди, и так тут задержались.
Гисли шёл первым, Кулкан за ним, я, как и обещал, замыкал строй. До самого утра мы шли, не встретив ни единого патруля. Лишь к обеду следующего дня пришлось обходить несколько стоянок патрулей. Мы определенно могли их убить, но терять время не было никакого желания, от слова совсем. Если честно, то хотелось побыстрее всё это закончить. Страх перед поединком отступил, а вот его место заняло нетерпение. К вечеру того же дня мы столкнулись лоб в лоб с отрядом из пяти человек. Лысые от удивления ни сразу сообразили, что перед ними враг. Оттого их оружие осталось висеть на поясе. Первым в атаку кинулся Гисли, что стало для них ещё большим удивлением.
Кулкан, держа в руках топоры, со словами: «Те трое мои» — напал и в первые секунды пробил своим оружием грудь растерявшегося патрульного.
Мне же достался противник, ростом чуть выше меня. Он имел худощавое телосложение, из оружия у него деревянное копьё без железного наконечника да небольшой нож за поясом. Обнажив свой клинок, я прыгнул к нему. Боец не растерялся и встретил прямым ударом копья, нацеленным в мою шею. На бегу сделал шаг влево, пропуская острие над плечом, а после нырнул под копьё. Одновременно с этим я воткнул и вынул клинок в обнажённую грудь. Противник выронил копьё, схватившись за рану в груди обеими руками, пытаясь остановить кровь. Я бросил взгляд в сторону Гисли, тот умело теснил доставшегося ему противника. Тот был на вид лет сорока, с густой рыжей бородой и с кучей шрамов. Опытный боец, но и Гисли оказался не пальцем деланный. Он что-то кричал тощему, но постоянные атаки не давали разобрать слов.
Повернувшись в сторону Кулкана, я как заворожённый наблюдал за танцем смерти в исполнении воина из клана «Лесного ветра». Здоровяк умело уклонялся от трёх копий, отбивая их, отпрыгивая, а иногда и ныряя под них. Один из тройки решил зайти Кулкану в спину, но он будто только этого и ждал. Я закричал, предупреждая Кулкана об опасности, но явно опоздал с предупреждением. Удар копья почти настиг Кулкана. В том месте, где мгновение назад стоял мой новый приятель, которого должно было проткнуть копьё, исчез, оказавшись сбоку
