каши разносился по всему лагерю, пока неработающие солдаты готовили себе ужин. Со стороны ближайших хижин донеслись громкие голоса, затем гневные крики. Склока была непродолжительной, и такие всплески не были чем-то необычным, поэтому Макрон проигнорировал это и продолжил работу. Он почувствовал, как в животе заурчало от голода, и, как только он закончил составлять приказы на следующий день, он отложил свой медный стилус, расправил плечи и попросил дежурного принести ему котелок с кашей. Ответа не последовало, поэтому он скрипнул зубами и попробовал еще раз.
— Дежурный! Эй там! Дежурный, сюда!
Рядом раздались новые крики, и на этот раз он решил разобраться с этим лично. Быстро поднявшись со стула, он направился к кожаному клапану-двери импровизированной хижины. Но прежде чем он добрался до нее, кожаный занавес раздвинулся, и появился префект Орфит, а за ним двое его людей. Все трое обнажили мечи, и в свете жаровни в углу хижины Макрон увидел опасный блеск в их глазах.
— Что это значит? — спросил он.
Орфит быстро поднял меч, так что острие уже замерло у горла Макрона. — Закрой свой рот!
Макрон запротестовал, и Орфит покачал головой.
— Не стоит! Если знаешь, что для тебя хорошо, то замолчи. — Не сводя глаз с центуриона, он отдал приказ своим людям. — Свяжите ему руки, а затем отведите его к остальным.
Мгновение спустя Макрона вытолкнули из его хижины. В свете костров он видел, как вокруг толпятся сотни вооруженных людей, собирающих протестующих. Большинство молчало и просто с молчаливым соучастием наблюдали, как мятежники захватывают лагерь.
Глава XXIX
Макрон стоял с офицерами и людьми, загнанными в угол лагеря. У всех были связаны руки, и их охраняло не меньшее количество мятежников, вооруженных мечами и копьями. Он видел факелы поисковых отрядов, пробивающихся через ряды, пока они искали оставшихся людей. Насколько он мог понять, большинство офицеров не предали командующего; в толпе вокруг него было почти столько же префектов, центурионов и опционов, сколько обычных легионеров и ауксиллариев. Контуберний преторианцев, который остался охранять штаб, когда охотничий отряд отправился в путь, остался верен своей военной присяге. Единственным другим преторианским центурионом в лагере был Николис, который слег с лихорадкой в хижине, построенной в качестве армейского госпиталя. Его поддерживали двое из его людей, пока он пытался удержаться на ногах.
У хижин с припасами собиралась большая толпа, и время от времени раздавались громкие возгласы, пока открывался замок, и затем мятежные солдаты ворвались внутрь, чтобы разграбить то, что оставалось внутри.
— Дураки, — прорычал центурион Тортилл, пробираясь сквозь плотно согнанные ряды пленных, чтобы встать рядом с Макроном. — Что они думают, что они будут делать с пустыми желудками, когда они наедятся и выпьют последнюю каплю вина? Как только похмелье пройдет, им не на что будет жить. Тогда что?
Он глубоко вздохнул и крикнул: — Они едят наш паек! Один из вас, ублюдки, пойдите и остановите их, пока они не прикончили весь запас!
— Закрой свой рот! — отозвался голос из охранявшей их толпы. — Мы вам больше не подчиняемся!
— Ты будешь, дружище. И когда с этой ерундой будет покончено, я выслежу тебя, и моя Лукреция выбьет из тебя все дерьмо, которое польется через твой рот. Клянусь всем, что, черт побери, свято.
— Тихо там! — крикнул другой голос, и Макрон увидел, что мятежники расступились, чтобы пропустить небольшую группу людей, ведомую опционом-ауксилларием, несущим факел. За ним шагал префект Орфит. Он вложил свой гладий в ножны и теперь повернулся к пленным и осмотрел их.
— Тебе это не сойдет с рук! — бросил ему вызов Макрон. — Ты знаешь, как Рим наказывает мятеж. Если вы не сдадитесь и не освободите нас сейчас, вы подпишете себе смертный приговор. Будьте благоразумны и поступайте правильно, а я сделаю все, что в моих силах, чтобы убедить полководца проявить снисходительность.
— Снисходительность? — Орфит горько рассмеялся, и многие из его последователей присоединились к нему. — В теле Корбулона нет ни косточки снисходительности. Посмотри, как он наказал моих сирийских мальчиков и ребят из Шестого легиона. Обращался с нами не лучше, чем с собаками, когда выгнал нас из лагеря. Мы видели, как из-за него гибли наши товарищи. Замерзшие до смерти или измученные болезнью, пока они не захлебнулись в собственной крови от кашля. Так что избавьте нас от любых обещаний снисхождения нашего командующего.
Макрон протиснулся впереди толпы и выступил вперед, чтобы противостоять Орфиту. Один из мужчин, охранявших пленников, шагнул к нему, подняв меч и глядя на Орфита, ожидая приказов. Префект ауксиллариев покачал головой.
— Центурион Макрон, ты лучше большинства людей знаешь, что, если мы сделаем то, что ты говоришь, Корбулон не проявит к нам милосердия. Он не только распял бы всех зачинщиков, но и заставил бы всех нас погибнуть. — Он повернулся и крикнул людям, собравшимся вокруг пленников в темноте. — Братья! С этого момента, где мы сейчас находимся, назад дороги нет. Мы сбросили цепи угнетения, которые выковал вокруг нас Корбулон. Теперь мы свободны от его тирании и требуем справедливости для солдат этой армии. Корбулон убил более двадцати человек из моей когорты и почти вдвое меньше из когорты легионеров.
Некоторые из мужчин сердито закричали, а другие присоединились к ним. Орфит подождал, пока их ярость достигнет апогея, прежде чем он поднял руки и призвал их замолчать. Когда они смолкли, он снова заговорил. — Сделаем ли мы, как предлагает центурион Макрон? Сможем ли мы снова отдать себя на милость Корбулона? Сколько еще из нас он убьет, прежде чем эта кампания закончится? Сдадимся полководцу Корбулону, ребята? Я говорю — нет! Нет!
Толпа на мгновение взревела в знак согласия, затем шум стих, и Орфит снова повернулся к Макрону. — Понимаешь? Парни больше не признают твоего командующего своим командиром. Теперь, Макрон, отойди назад и больше не доставляй проблем. Если ты этого не сделаешь, я тебя раздену и выставлю из лагеря. Посмотрим, сколько ты продержишься этой ледяной ночью. А пока мы будем греться у костра, готовя всю еду, которую этот ублюдок скрывал от нас!
Мятежники насмехались над Макроном, и он глубоко вдохнул холодный воздух. — Чего вы, дураки, думаете, вы сможете добиться? — проревел он. — Что произойдет, если вы съедите то, что осталось от наших припасов? Вы будете голодать! По крайней мере, Корбулон поддерживал вас в живых.
— Едва! — крикнул в ответ Орфитус. — Ты называешь этот мороз и страдания поддерживать вживых? Некоторые из нас уже не более чем ходячие трупы. Говорю тебе, еще один месяц с Корбулоном во главе, и весь
