Пролог
Провинция Тарраконская Испания,
начало лета 54 г. от Р. Х.
Когда заключенного, моргающего от яркого солнечного света, заливавшего форум в центре Астурики Августы, выволокли наружу, раздались гневные крики. Его больше месяца держали в цепях, в одной из сырых и холодных камер под зданием сената, где он ожидал возвращения римского магистрата из его сельского имения, дабы тот произнес приговор. И теперь магистрат стоял на ступенях у здания сената, окруженный городской знатью в дорогих тогах и вышитых туниках, уже готовый вынести приговор. В толпе, как и у самого заключенного, не было особых сомнений насчет того, что они услышат.
Искербел ударил представителя власти, пришедшего в его поселение, чтобы потребовать рабов в уплату долга перед сказочно богатым римским сенатором. И представитель власти погиб на глазах сотен свидетелей и воинов-ауксилариев[1], сопровождавших злополучного вольноотпущенника, явившегося за долгом. Не имело значения, что представитель власти только что приказал схватить десятерых детей, как и то, что удар был нанесен в состоянии аффекта. Искербел был могучим мужчиной с глубоко посаженными черными глазами, сверкающими из-под массивных бровей. Он просто ударил вольноотпущенника кулаком в лицо, и тот упал навзничь. Ударился затылком о каменный желоб для воды, отчего его череп раскололся. Жестокая усмешка судьбы, ставшая еще более жестокой, когда командир ауксилариев приказал взять под стражу не только главу поселения, но и его детей. Дети тоже ожидали своей судьбы; их должны были продать в рабство, а Искербелу предстояло предстать перед судом и быть подвергнутым публичной казни.
Последний раз он видел свою жену, когда две его юные дочери уткнулись, плача, в складки ее туники. Она в отчаянии обнимала их. За дневной переход арестованных доставили в Астурику Августу, где Искербела заковали в цепи, а его детей приковали к колонне, где приговоренные ожидали отправки в столицу провинции, Тарракон, где их должны были продать на огромном невольничьем рынке. С тех пор он голодал, поскольку его едва кормили, а тяжелые железные кандалы натерли ему запястья и лодыжки до кровавых язв. Его волосы засалились, он был испачкан в собственных нечистотах настолько, что десятеро стражников избегали приближаться к нему, подталкивая его вперед кончиками копий. Искербел шел, спотыкаясь, к ступеням, на которых собралась городская знать.
Гневные крики горожан и пришедших в город селян стали стихать, когда они увидели, в каком жалком состоянии пребывает арестованный. К тому времени, когда его остановили у ступеней лестницы, на форуме воцарилось мрачное молчание. Даже те, кто стоял у торговых прилавков, на дальнем конце форума, прервали свои дела и поглядели в сторону здания сената, поддавшись общей атмосфере напряжения.
— Ну, ты, стой прямо! — прошипел один из стражников, ткнув пяткой копья в зад арестованному.
Искербел пошатнулся, сделав полшага вперед, и выпрямился, гневно глядя на магистрата. Командующий стражниками центурион прокашлялся.
— Достопочтенный Тит Пелоний Авфидий, магистрат Астурики Августы! — прокричал он, тренированным на плацу голосом. — Вверяю тебе Искербела, главу поселения Гуапацина, дабы вершил ты суд по обвинению его в убийстве Гая Демокла, поверенного римского сенатора Луция Аннея. Убийство свершилось в иды предыдущего месяца, в том свидетель я и воины, назначенные для охраны Демокла. Ныне он ожидает твоего правосудия.
Центурион резко опустил подбородок в поклоне и шагнул в сторону. Магистрат спустился на несколько ступеней ниже, отделившись от стоящих на лестнице местных сенаторов и чиновников города, но так, чтобы стоять выше собравшейся толпы. Оглядывая лица собравшихся, Авфидий сделал презрительное лицо. Нет сомнения, что толпа настроена враждебно. Судя по простецкой одежде и неухоженным волосам, среди них немало селян из того поселения, которое возглавлял арестованный. Вряд ли они будут довольны тем, что случится. Могут возникнуть неприятности. Магистрата успокаивал тот факт, что в качестве меры предосторожности он заранее приказал остальным ауксилариям быть наготове, на улице рядом со зданием сената. Хотя первый римский император, Август, и провозгласил умиротворение Испании почти век назад, это случилось лишь после двух столетий войн. До сих пор оставались племена на севере, которые отказались преклонить колена пред Римом, а многие другие были в лучшем случае строптивы, втайне мечтая сбросить иго Рима, оказавшееся столь тяжелым. В самом деле, подумал Авфидий, просто удивительно, как такие гордые и воинственные народы вообще приняли навязанный им римский мир. Миролюбие просто не в их природе.