предстоит подтвердить другими данными.
Других сведений о рядовых фашистах мы не имеем, но кое-какие данные о фашистских лидерах у нас все-таки есть. Они приведены в табл. 7.1 Приложения. В верхней строке представлена информация о руководстве в 101 мелкой сельской общине. Около половины местных партийных руководителей были мелкими и, судя по всему, небогатыми крестьянами-единоличниками. Другие — мелкими торговцами, ремесленниками, рабочими (по нисходящему социальному статусу). Учитывая, что в большинстве своем они были грамотными людьми, а безземельные крестьяне обычно грамотой не владели, можно сделать вывод, что фашизм на селе пользовался популярностью: в руководители выдвигали самых образованных и уважаемых. Вполне возможно, сельскими фашистами двигали экономические мотивы. Правительство было бессильно что-либо сделать для крестьян, когда Депрессия обрушила цены на сельскохозяйственные товары. А вот германские нацисты успешно справились с Депрессией — и многие крестьяне верили: то же получится сделать и в Венгрии. По крайней мере, так объясняли их мотивы британские дипломаты. Однако дело было не только в этом.
Во второй строке таблицы дана информация по руководителям среднего звена в более крупных поселках и городских центрах. Большинство руководителей местных фашистских организаций вполне предсказуемо принадлежит к среднему классу и буржуазии. Почти половина из них — люди свободных профессий. В больших городах преобладают дипломированные специалисты и государственные служащие. На первом месте идут врачи, за ними следуют юристы. Поскольку госслужащие и офицерство не имели права вступать в фашистские партии, но делали это тайно, их реальное членство в «Скрещенных стрелах» должно быть еще выше. Поэтому большинство исследователей добавляет к группам, обильно представленным в этих выборках, госслужащих, офицеров и студентов (слишком городских жителей, чтобы попасть в первую выборку, и слишком молодых, чтобы попасть в остальные).
У нас также есть данные по парламентским депутатам от разных партий. Венгрия была имперской страной, «младшим партнером» Австрии, и успешно управляла половиной империи Габсбургов. В начале 1920-х большинство активных политиков оставались выходцами из традиционных элит старого режима — помещики, а также интеллектуальная элита и бюрократы, принадлежащие к старым помещичьим родам. Эти хозяева жизни могли манипулировать голосами своих клиентел, что было типичными патрон-клиентскими отношениями внутри консервативных и либеральных партий той поры. Но прежний режим был ослаблен поражением в войне и потерей почти половины территории страны, что сделало Венгрию более урбанизированной и менее зависимой от влияния сельских нотаблей или разъяренных беженцев. На этом фоне появились зачатки будущих массовых партий — социалистической, крестьянской и правой партии национальных радикалов, дрейфующей к фашизму. Если мы рассмотрим вместе парламентских депутатов от Национальнорадикальной и фашистских партий довоенного периода, то увидим, что от 68 до 76 % были выходцами из простонародья, а в традиционных партиях правительственного большинства таковых было лишь 19 %. Из табл. 7.1 понятно, что в партиях правительственного блока преобладали помещики, чиновники и интеллигенция (в основном юристы), в них была всего лишь горстка малоземельных крестьян, а рабочих не было совсем. В противовес этому, в фашистской партии работники госсектора и специалисты составляли половину членов (врачи, юристы, офицеры, учителя), а вторую половину составили крестьяне, мелкая буржуазия и рабочие (Batkay, 1982: 42–45, 51–53,64; Janos, 1982: 282–284).
Но все не так просто. Как и повсюду в Восточной Европе, классовая принадлежность здесь тесно переплеталась с этничностью. В Венгрии это относилось прежде всего к среднему классу и к евреям и немцам (их было почти два миллиона). Госслужащие, землевладельцы и интеллигенция были преимущественно мадьярами или немцами, торговля и промышленность была сосредоточена в руках инородцев, чаще всего евреев. Лишь приняв во внимание отношения между евреями, этническими немцами и мадьярами, сможем мы понять своеобразие венгерского фашизма.
Немцы в большинстве были потомками «швабов»; после Первой мировой войны к ним присоединились Ungarndeutsche, то есть беженцы из Словакии (территория, перешедшая к Чехословакии по Трианонскому договору). Столетия назад трудолюбивых немецких колонистов пригласили в страну для развития сельского хозяйства, торговли и промышленности. В XIX веке многие из них обрели высокий социальный статус, особенно в государственном управлении и армии. Они сильно ассимилировались, но усиление германской империи воскресило в их душах немецкую национальную гордость, что было особенно заметно среди выпускников немецких или австрийских университетов и военных академий (Szelenyi, 1998: часть 3). Возвышение Германии усилило ее влияние на Австрию, поставив в исключительное положение венгерских швабов (Janos, 1970: 220–224; 1982: 282–284; Rothschild, 1974: 308; Mendelsohn, 1983: 113; Szöllösi-Janze, 1989: 130–131, 159–163). Теперь швабы гордились тем, что были не только венграми, но и немцами. Многие восхищались успехами Гитлера, считая его модернизатором Центральной Европы. Будучи в сомнениях, кому теперь служить — Германии или Венгрии, — многие швабы разрешили эту дилемму просто: вступили в пронацистские политические партии и быстро заняли там руководящие посты. В довоенном правительстве лишь 30 % крайне правых, включая членов «Скрещенных стрел», носили фамилии мадьярского происхождения по сравнению с 88 % среди либеральных и консервативных министров. Почти все остальные были этническими немцами. «Скрещенные стрелы» знали об этом и приняли свои меры: на выборах 1939 г. число мадьярских кандидатов было удвоено. Тем не менее Национальный Совет, управлявший страной в 1944–1945 гг., лишь на 30 % был этнически мадьярским. И в Салаши, и в Гёмбёше была немецкая кровь. Некоторые исследователи даже считают это тенденцией. Действительно, многие фашистские лидеры той эпохи этнически были «варягами»: Гитлер был австрийцем, румынский диктатор Корнелиу Кодряну — сыном эмигрантов (отец предположительно поляк, мать — немка из Буковины), у словацких вождей Иосипа Тито и Войтеха Туки родным языком был мадьярский. Однако к этим умозаключениям я отношусь скептически. Швабский фашизм в Венгрии имел более простые и очевидные причины.
Перед Первой мировой войной в Венгрии не было ярко выраженного антисемитизма. Но распространенное мнение, что это был «золотой век» для венгерских евреев, оспаривается тем простым фактом, что бытовой антисемитизм здесь, как и везде в Европе, поддерживало христианство. Однако более новый политический антисемитизм пока проявлялся слабо. Венгры начали политически контролировать половину Габсбургской империи только в 1867 г. Сознавая свое численное меньшинство на подвластных им территориях, мадьярские националисты не были настроены шовинистически. Вместо этого они разработали доктрину «этнического равновесия», поскольку нуждались в поддержке всех этнических меньшинств, не связанных с конкурирующими государствами. Их вполне удовлетворяло политическое лидерство (приносившее ощутимые материальные дивиденды), и они не стремились захватить ключевые позиции в экономике. Евреи же, в свою очередь, довольствовались лидирующим положением в экономике и не рвались в политику (Karady, 1993). Евреям был предложен «ассимиляционный договор» — их наделяли правом гражданства и защищали от преследований в обмен на добровольную ассимиляцию с мадьярами и экономическую поддержку венгерского государства. Евреи-выкресты даже получали право работать в государственном секторе. Складывалась дуалистическая система:
