class="v">Один враждует он — зачем?..
Беззаботные дни отдыха шли быстро. Семён Михайлович так естественно вписался в команду маршала, что теперь уже с грустью считал оставшиеся до конца отпуска дни.
«Буду собирать материалы о Малиновском: вдруг когда-нибудь напишу о нём книгу», — решил Борзунов и стал делать записи.
В часы, свободные от лечебных процедур, частенько садились за шахматный столик. Родион Яковлевич неизменно выигрывал. Семён Михайлович стойко переносил свои поражения, а Раиса Яковлевна иногда «переманивала» его в бильярдную. Здесь Борзунов чувствовал себя поувереннее, и всё же Раиса Яковлевна частенько обыгрывала его.
— Да вы прямо-таки бильярдный снайпер, Раиса Яковлевна, — говаривал Семён Михайлович после очередного проигрыша.
— Небось поддаётесь? — подозрительно спрашивала она. — Ну, скажите честно, поддаётесь?
— Ни в коем случае! — уверял Борзунов. — Слово фронтовика!
— А хотите, я про вас новость расскажу? — как-то раз спросила Раиса Яковлевна.
— Конечно!
— Так вот. Вы теперь у нас не главный редактор и не полковник.
— Как это? — насторожился Семён Михайлович.
— А вот так. Отныне вы у нас маршал и министр обороны.
— Однако, вы, Раиса Яковлевна, шутница.
— Нисколько. Вчера Родион Яковлевич воду пить не ходил. А вы с нами были. Так мне потом рассказали, что кто-то из отдыхающих на вас показывал и говорил: «Смотрите, смотрите, вон министр обороны!»
— Неужели? — искренне изумился Борзунов. — Прямо не верится. Кто же не знает маршала Малиновского?
— Ну, вот нашёлся такой. Так это же незнание в вашу пользу, Семён Михайлович, — пошутила она. — А знаете, почему Родион Яковлевич иногда не ходит пить минералку? Только никому об этом не говорите, он не любит. Книгу пишет.
— Но это же замечательно! У Родиона Яковлевича такая потрясающая биография!
— Это так. Но когда же он, в конце концов, будет отдыхать?
Борзунов частенько заходил к Петрову: кто, как не он, близко знает маршала? Поделился своей задумкой с Михаилом Ивановичем.
— Отличная идея, — одобрил Петров. — Я даже могу помочь вам материалами. Вот, хотите, покажу вам одно любопытное письмо и расскажу о том, как среагировал на него Родион Яковлевич. Это о многом вам скажет.
Он достал кожаную папку, вынул из неё конверт и протянул Борзунову. Семён Михайлович прочёл:
«Министру обороны СССР товарищу Малиновскому Родиону Яковлевичу.
Прошу Вас обратить внимание на моё положение и помочь мне.
У меня на фронтах Отечественной войны, погибло пять сыновей и шестой — внук, воспитанник.
Щербань Яков Иванович, 1903 года рождения, погиб под Мелитополем в 1943 году. Женат, трое детей.
Щербань Николай Иванович, 1905 года рождения, погиб под Полтавой в 1941 году. Женат, четверо детей.
Щербань Фёдор Иванович, 1912 года рождения, погиб под Брянском в 1941 году. Женат, четверо детей.
Щербань Григорий Иванович, 1914 года рождения, погиб на море в 1943 году. Женат, один ребёнок.
Щербань Иван Иванович, 1916 года рождения, погиб под Каховкой в 1941 году. Женат, один ребёнок.
Щербань Иван Фёдорович, воспитанник с 6-месячного возраста. Служил в г. Слуцке, с 1941 по 1945 год был на фронте. Демобилизовался после войны. Получила телеграмму: «Встречайте», а погиб при крушении поезда.
Есть у меня ещё три дочери. Старшей 70 лет, колхозница, муж погиб на фронте, пятеро детей. Другой, Анне, 65 лет, муж умер, трое детей, колхозница, И третья дочь — Клавдия, с которой я живу, 47 лет, имеет троих детей...
Я рождения 1876 года, 89 лет мне, получаю пенсию лишь за сына Григория, у которого была на иждивении.
Прошу не отказать в моей просьбе. Прилагаю справку из военкомата».
— Поразительное письмо, — взволнованно сказал Борзунов, закончив читать. — Вот он, страшный лик войны, перепахавшей людские судьбы.
— Вот и Родиона Яковлевича это письмо поразило. Эхо, говорит, страшное эхо войны. Он тут же приказал подготовить ходатайство о назначении персональной пенсии, что мы и сделали в самом срочном порядке. Отослали ответ министра Марии Корнеевне Щербань. А через полтора месяца пришёл ответ от заместителя управляющего делами Совета министров Украины Яремчука, в котором сообщалось, что Марии Корнеевне Щербань назначена персональная пенсия. Могу вас заверить, Семён Михайлович, это лишь один из многочисленных эпизодов заботы Родиона Яковлевича о фронтовиках и членах их семей.
— Что тут скажешь? Нелёгкая у него служба, обо всех и обо всём думать приходится, — вздохнул Борзунов.
...Когда Малиновский после напряжённого труда за письменным столом делал перерыв, он любил стоять у широкого окна своего санаторного кабинета и смотреть на снежные вершины гор. Горы словно притягивали, манили его к себе, они разговаривали с ним, уверяя: всё, что происходит в этой жизни, преходяще, всё исчезает, уходя в прошлое; вечны только мы, горы, и это высокое небо; не поддавайся суете, не увлекайся мишурой и ложными ценностями, цени только то, что бессмертно, что согревает твою душу теплом и любовью.
Самым важным было то, что сейчас здесь, в Пятигорске, благодаря этим горам он как бы заново прочувствовал смысл своей жизни.
Уезжая из Пятигорска, Родион Яковлевич и Раиса Яковлевна тепло попрощались с Борзуновым.
— В Москве обязательно встретимся, — пообещал Малиновский.
Сидя в машине, мчавшейся в аэропорт, Родион Яковлевич долго провожал взглядом и главные горы Кавказа — Эльбрус и Казбек, и их братьев меньших — Машук и Бештау. Он долго молчал, а потом вдруг повеселел и лукаво спросил жену:
— Хочешь, я тебе один стишок прочту?
— Можешь и не один. А то сидишь молча.
— Вот, слушай:
Нет, братцы, нет: полусолдат
Тот, у кого есть печь с лежанкой,
Жена, полдюжины ребят,
Да щи, да чарка с запеканкой!
Малиновский почти пропел эти шутливые строки и спросил:
— Ну, кто автор?
— Что-то не припоминаю, — честно призналась Раиса Яковлевна. — Стихи эти мне на глаза раньше не попадались. Да и к чему это ты?
— А к тому, Раечка, что курорт, каким бы он хорошим ни был, — это и есть печь с лежанкой. Не умею я долго на лежанке валяться. Тянет к работе, к делу.
— Тебя бы ещё и в сражение потянуло! — засмеялась Раиса Яковлевна. — А стихи-то чьи?
— Дениса Давыдова! Вот кто действительно был молодец.
18
Однажды Родиону Яковлевичу Малиновскому удалось достать книгу «Повесть непогашенной луны» Бориса Пильняка, давно его интересовавшую.
