Майор подозвал охранницу СС.
— Обращаетесь ли вы грубо с заключенными? — спросил он.
— Это строго запрещено, — ответила возмущенным тоном охранница.
— А если вы их ударите?
— Тогда нас накажут.
Еще несколько охранников ответили на аналогичные вопросы таким же образом. Уже на выходе из лагеря Кокатри так и подмывало попросить майора показать ему газовые камеры и крематорий, но он сдержался. В кабинете Кокатри встретил полковника СС Кейделя, начальника лагеря Заксенхаузен, который не подтвердил, что во время марша из его лагеря убивали заключенных. Кокатри настаивал на своем, сказав, что два водителя и представитель Красного Креста видели своими глазами, как были совершены несколько убийств.
Кейдель пожал плечами.
— Возможно, кто-то из охранников и убил кого-то, но только для того, чтобы облегчить их страдания. Это было сделано из гуманных побуждений. Я вообще не понимаю, зачем поднимать столько шума из-за нескольких смертей ведь никто же не говорит о страшных бомбардировках жителей Дрездена.
Некоторые из офицеров, возможно, и действовали слишком поспешно, признал он, плохо с заключенными обычно обращались венгры, румыны, украинцы — словом, люди другой ментальности.
Кокатри уехал из лагеря с Сухреном, который, взяв его фамильярно за руку, сказал доверительно, отчего это выглядело еще более отвратительно:
— Со мной вам здесь бояться нечего.
Ранним утром Шернер, которому недавно присвоили звание фельдмаршала, приземлился в аэропорту рядом с Берлином и поехал в бункер, куда его вызвал Гитлер. Шернер подумал, что это связано с тем, что Гитлер каким-то образом узнал о его попытке начать переговоры с Западом. Так же как и Гиммлер, Вольф и Штайнер — все руководители СС, — он делал это самостоятельно. Инициатива, однако, исходила от доктора Ганса Кауфмана, чиновника министерства иностранных дел, который поссорился с Риббентропом и был переведен в группу армий «Центр» в пулеметный батальон. Доктор Кауфман убедил Шернера, что чешских националистов можно использовать для ведения сепаратных переговоров с союзниками. План был непростым, но после множества тайных поездок доктора Кауфмана два военных немецких самолета с чехами вылетели — один в Швейцарию, а другой в Италию. Однако британцы и американцы, не зная, что за чехами стоит Шернер, отказались иметь с ними дело.
Шернер мог не опасаться. Гитлер приветствовал своего любимого командующего с привычным энтузиазмом и теплотой. Чего Шернер не ожидал, так это следующих слов Гитлера: "Вы должны организовать бастион сопротивления в Альпах". Горный район между Австрией и Германией следовало как можно быстрее укрепить и обеспечить самыми лучшими частями. Гитлер объяснил, что это планируется сделать не против Запада, а в качестве оплота против большевизма.
Шернер уехал из бункера для дальнейших совещаний с Геббельсом и доктором Нойманом. Министр пропаганды объяснил, что существует подобный "Северный проект", который осуществляется Деницем у канала кайзера Вильгельма (канал в Киле). Оба редута имеют огромное политическое значение и, подчеркнул Геббельс, самое главное — это поддерживать там строгую военную дисциплину. Зато в случае, если придется капитулировать на Западе, войска будут находиться под таким контролем, что Эйзенхауэр без всякого сомнения позволит немецкому генералитету продолжать ими командовать.
Когда народы Запада узнают, как узнал Геббельс, о скандальном соглашении в Ялте, по которому русским разрешается оккупировать большую часть Восточной Европы, то можно будет заставить Трумэна и Черчилля атаковать Россию. Лидерам союзников хорошо известно, что одни они не победят Красную Армию, поэтому они с благодарностью примут помощь немецких войск на северном и южном рубежах.
Красная Армия все сильнее зажимала Берлин в клещи. Безопасный коридор для отступления между войсками Жукова и Конева был шириной всего лишь в несколько километров. Особенно ожесточенные бои шли в пригороде, в районе аэропорта Темпельхоф, и посадить там самолет было просто самоубийством.
Вейдлинг провел целый день, занимаясь реорганизацией обороны вокруг города, и только к полуночи смог приехать в бункер, чтобы доложить об обстановке. Гитлер стоял, склонившись над картой, сосредоточенно вглядываясь в нее. Геббельс сидел напротив и казался большой нахохлившейся птицей. Вейдлинг прошел мимо всех, подошел к столу и указал свободный от советских войск участок на карте. Он сказал, что кольцо вокруг Берлина скоро сомкнется. У Гитлера дернулась голова, и он сердито нахмурился. Вейдлинг не обратил на это внимания и сказал, что, судя по карте, силы противников равны. Одна немецкая дивизия противостоит одной русской. "Но наша дивизия — одно только название, — с сарказмом добавил он, соотношение в живой силе составляет 1:10, а в огневой мощи и того хуже".
Гитлер отказался поверить такому утверждению. Падение Берлина, по его мнению, станет крахом Германии, и он лично собирается остаться в бункере, чтобы победить или умереть. Кроме фюрера высказался еще только Геббельс, повторив его слова. Собственно, эти двое всегда думали одинаково, и начни один из них говорить, другой мог бы закончить мысль.
Вейдлинг поразился, что никто больше не высказал противоположного мнения. Все, что говорил Гитлер, принималось без обсуждения. Ему хотелось закричать: "Мой фюрер, это безумие! Такой огромный город, как Берлин, нельзя защищать слабыми силами с небольшим запасом боеприпасов. Подумайте, мой фюрер, о горе и страданиях, которые испытают жители Берлина во время боев!". Но он так же, как и все, не проронил ни слова.
Фронт Хейнрици рассыпался на глазах, но он только что получил обнадеживающее сообщение: Бехлеру наконец удалось прорваться через кольцо русских вокруг Франкфурта, чтобы соединиться с основными силами 9-й армии, и Буссе получил возможность отступить на запад навстречу Венку.
Войска Мантейфеля также находились на грани окружения, которое могло произойти в результате соединения войск Жукова, наступавших с юга, и войск Рокоссовского, наступавших с севера и уже закрепившихся на другом берегу Одера, создав плацдарм на сорок километров в глубину и на семьдесят километров в ширину. Несмотря на такое положение, Гитлер настаивал на том, чтобы Мантейфель продолжал держать оборону.
— Вы в состоянии выполнить этот приказ? — спросил Хейнрици.
— Возможно, мы сможем продержаться до конца дня, а затем придется отступать, — последовал прямой ответ.
Хейнрици заметил, что это может означать подвижную оборону.
— Выбора у нас нет, — ответил Мантейфель. — Если мы останемся там, где находимся сейчас, то окажемся в окружении, так же как и 9-я армия.
Хейнрици согласился, что отвод войск в ближайшее время необходим, и выехал на юго-запад, чтобы встретиться со Штейнером, сообщившим по телефону, что ставка все еще требует от него наступления на Берлин.
Хейнрици застал Штейнера с Йодлем. У них шел жаркий спор. О таком наступлении не могло быть и речи, поскольку это означало бы лишь ненужные жертвы.
