— Еду со страхом и трепетом, — говорил он. — Меня там уже давно забыли. Да и в успех свой, признаюсь, плохо верю.
А. П. Боголюбову в тот вечер А. Иванов не сказал того, о чем написал брату в феврале 1858 года в Афины:
«…Василий литератор Боткин (раздобрился: я его просил, он) мне устраивает у своих братьев в Петербурге комнату для жилья. Один из них живописец[188], (учащийся) оканчивающий курс в Академии. — Я его весьма благодарю за такую внимательность, но в то же время боюсь за мои альбомы и бумаги, которые с собой везу, чтоб как-нибудь молодой юноша не обшарил меня насквозь… И тогда композиции, стоящие мне десятилетия, пойдут шататься по его произволу, как его собственность».
На следующий день А. Иванов повел А. П. Боголюбова на железную дорогу в пакгауз, куда был выслан громадный ящик с его детищем.
Все было цело.
Теперь надобно было думать, как бы похитрее поместить ящик на платформу железнодорожного вагона, так как прежней доставкой А. Иванов был недоволен.
— А вот нельзя ли возвысить картину над платформой, положив ее на подставки так, чтобы ящик лишнею переходящей длиной лежал над другой, за ней следующей, не касаясь? — предложил А. П. Боголюбов.
— Да как же-с это, начертите-с, — попросил А. Иванов.
Моряк-художник нарисовал свою схему.
Иванов долго думал и наконец сказал:
— Умно-с и практично-с, только, пожалуй, будет драгоценно-с.
— Да нисколько, — отвечал А. П. Боголюбов, — товар будет лежать на следующей платформе плоский, низкий, и я думаю, что дело можно устроить.
Отправились на Северный железнодорожный вокзал. Отыскали распорядителя поездов и два часа битых обговаривали постановку картины на поезд. Француз был очень мил и добр и согласился даже с передачей условия за границу. А. Иванов остался вполне доволен услышанным. Сказал:
— Да, и у них есть порядочные люди-с, но не надует ли-с?
Как-то, при очередной встрече, поинтересовался у А. П. Боголюбова:
— А каково здесь посольство-с?
— Да это люди недурные, вежливые, — ответил тот.
— А вы их знаете?
— Знаком, даже у посла обедал два раза.
— Вот как! Ну, так отрекомендуйте меня-с!
— Да как вас рекомендовать, ваше имя так известно, что мне, право, неуместно быть вашим предтечею, коли вы написали настоящего и так славно! — отвечал офицер.
— Без острот, пожалуйста-с, а попросту-с мне не хочется испытать отказ, а вам нипочем-с.
А. П. Боголюбов направился к секретарю посольства Гроту.
— Да я сам заеду к Иванову, сделаю ему визит и приглашу к послу, — сказал тот, услышав просьбу устроить порадушнее прием известного художника, и поручился за полный успех дела.
Узнав о результатах беседы, А. Иванов принялся благодарить за все А. П. Боголюбова. Однако сказал при этом:
— Но за визит господина Грота не благодарен-с.
— Да почему? — удивился А. П. Боголюбов.
— А я никому не говорил своего адреса, кроме вас, и вы меня предали-с, я должен переменить отель, да-с.
— Извините, право, не сообразил.
— Да, это всегда молодежь ничего не думает, ну, так как же быть, я перееду-с.
— Да, ради Бога, не делайте этого, я устрою, что Грот напишет вам письмо.
— Хорошо-с, не мне, а на ваше имя, с передачей.
Пришлось А. П. Боголюбову идти в посольство, на этот раз счастливо, так как Грот возложил на него приглашение к послу, которое он и передал А. Иванову.
— А вы не пойдете-с? — поинтересовался тот.
— Да меня не приглашали, — отвечал А. П. Боголюбов.
— Очень жаль, было бы приятнее.
И тут начались расспросы о галстуке, о фраке.
— А сапоги, нет нужды, что не лакированные? Я таких никогда не носил.
«Заказал себе фрак, два жилета: белый и черный, брюки, и все это — 180 франков, из самого лучшего материала», — сообщал А. Иванов брату из Парижа.
Приемом графа П. Д. Киселева Александр Андреевич остался доволен. Да и немудрено. Павел Дмитриевич был одним их замечательнейших людей своего времени. Любимый адъютант императора Александра I, начальник штаба второй русской армии, дипломат. Он сделал блестящую карьеру благодаря глубокому уму и трудолюбию. А. С. Пушкин в свое время советовал брату Льву после окончания лицея поступить на службу к П. Д. Киселеву. Известно, что жена Павла Дмитриевича, красавица Софья Станиславовна Потоцкая, не владея вполне русским языком, все же сумела увлечь поэта рассказом о своем предке — гордой полячке, полоненной крымским ханом, что и послужило поводом к написанию поэмы «Бахчисарайский фонтан».
Заметим, младший брат Павла Дмитриевича — дипломат Николай Дмитриевич был дружен с Языковым, Пушкиным. Не одно женское сердце покорил этот красавец. Та же А. О. Смирнова-Россет через всю жизнь пронесла любовь к нему. Николай Дмитриевич был послом при Тосканском дворе и многое сделал для пополнения петербургского Эрмитажа картинами и скульптурами работы старых европейских мастеров.
Средний брат — Сергей Дмитриевич служил московским вице-губернатором и был в свое время дружен с А. С. Пушкиным. Оба ухаживали за известными московскими красавицами — сестрами Ушаковыми и чуть не породнились. Лишь случай расстроил дело.
«Вчера представлялся графу Киселеву…» — писал 7 мая 1858 года А. Иванов брату.
Около часу посол беседовал с художником, предложив ему рекомендательные письма в Петербург, и так его очаровал, что на другой день при встрече с А. П. Боголюбовым он сказал:
— Здесь, как на железной дороге, есть люди обходительные!
П. Д. Киселеву художник подарил фотографию со своей картины.
Наконец наступил день отъезда (8 мая). Накануне с раннего утра А. Иванов вместе с А. П. Боголюбовым побывали на железной дороге, где при них устанавливали картину на платформы. Иванов пробовал связки веревок, а уходя, раза три оглянулся и молча останавливался. Картина убыла из Парижа на день ранее автора, задержавшегося по делам в городе.
При прощании с А. П. Боголюбовым А. Иванов сказал сердечно:
— Хотел бы я вам послужить чем-нибудь.
Оба не предполагали, что встретиться более им не доведется.
«Не удалось этому славному русскому деятелю пожить всласть после своего торжества, — напишет в своих воспоминаниях А. П. Боголюбов. — Целая серия религиозных картин, им задуманная, осталась им неосуществленной. Картина его „Христос и Иоанн Креститель“ стоит теперь в Румянцевском музее. Конечно, это вечный памятник славы художника… Но есть невежды, которые позволяют говорить о ней непочтительно, как о выцветшем ковре, не углубляясь в ее рисунок, самый строгий, и гениальную композицию.