СВЯТЫЕ И ИМЕНА
Святые и имена — два тесно связанных предмета. Родители или другие взрослые, на ком лежала ответственность за выбор для ребенка имени, часто отдавали предпочтение именам святых, которых считали для себя самыми важными. У чехов в Средние века, по-видимому, существовал обычай «давать детям имена святых, чей день был днем их появления на свет». Таким образом, географические и временные колебания в популярности тех или иных святых и имен часто совпадали.
В Раннем Средневековье в большинстве регионов Европы частота наречения теми или иными именами в высшей степени зависела от той или иной местности. Имея данные о распространенности всего нескольких имен, можно довольно легко установить, о каком регионе или этнической группе идет речь. В случае с немецкой знатью можно даже с большой вероятностью определить принадлежность к тому или иному роду, настолько отчетливы и характерны их предпочтения в выборе имен для своих отпрысков. Люди, вынужденные постоянно менять языковую или культурную среду, зачастую принимали новое имя, стремясь быстрее «слиться» со своим новым окружением. Так, в 1085 году, прибыв в Нормандию, малолетний послушник Ордерик получил новое имя: «взамен моего английского имени, звучавшего грубовато для нормандских ушей, мне было дано имя Виталий». Когда знатные дамы выходили замуж за представителей иностранных королевских фамилий, говоривших на другом языке, обычным явлением было принять новое имя. Чешские принцессы Сватава и Маркета стали соответственно немецкой графиней Лиутгард и королевой Дании Дагмар. Женой Генриха I Английского была «Матильда, прежде носившая имя Эдит». Необходимость такого «дипломатического» переименования диктовалась тем, что имена были тесно привязаны к определенной этнической или региональной общности.
Подобная привязка к местности была характерна и для святых. Как правило, культ какого-то святого имел один или два центра, где хранились главные реликвии, и распространялся на прилегающий район с относительно высокой культовой плотностью, то есть с большим количеством посвященных этому святому церквей, иногда с реликвиями меньшего значения. Соответственно, здесь было большое число людей, названных в честь этого святого. Район одного культа плавно переходил в районы поклонения другим святым. Если мы видим город, в котором большинство церквей посвящено святым Чаду, Марии и Алькмунду, то сразу можем сказать, что это английский Мидленд (наглядный пример — город Шрусбери). Такая региональная концентрация характерна и для более массовых культов. Например, общее число храмов, посвященных св. Ремигию Реймскому, превышало 700, 80 процентов из них находились в радиусе 200 миль от центра этого региона — Реймса. Историк Шарль Гигуне нанес на карту места, названные в честь святых Аквитании эпохи Меровингов, и обнаружил, что они резко обрываются на Луаре, Роне и Жиронде.
В XI и XII веках картина начала меняться, и четкие региональные границы поклонения тем или иным святым стали размываться. Начался «круговорот» имен и святых в разных системах. Иногда это было следствием завоевания. Такого рода перемены происходили в Англии. В 1066 году страна была завоевана армией франкоязычных выходцев с севера Франции. За несколько лет эта армия превратилась в феодальную знать — франкоязычных аристократов, стоящих над англоязычным крестьянством. Представители этих двух социальных групп не только говорили на разных языках, но и носили разные имена. Хотя изначально и нормандские, и англо-саксонские имена имели общие германские корни, в ходе развития языков сформировались два совершенно различных набора наиболее употребительных имен. У англичан были популярны Этельреды, Альфреды и Эдуарды, а у нормандцев — Вильгельмы, Генрихи и Роберты. В XI веке эти различия приобрели настолько явственный характер, что по имени можно было безошибочно установить происхождение. В XII веке ситуация претерпела изменения. Конечно, среди всех элементов языковой культуры имена стоят в ряду наиболее подверженных изменениям, поскольку в предпочтениях такого рода у людей всегда есть и был выбор. И судя по всему, довольно скоро английское население Англии стало перенимать имена у своих завоевателей. Показательна в этом плане история некоего мальчика, родившегося около 1110 года в районе Уитби: при крещении родители нарекли его Тостиг, но, «когда приятели стали дразнить его за это имя», его назвали более респектабельно — Норман Вильям. Начался этот процесс в среде высшего духовенства и горожан. Например, в Лондоне уже в начале XII века среди каноников церкви св. Павла (общим числом около тридцати человек) насчитывались только один или двое с английскими именами. Со временем моду подхватили и крестьяне. Список крестьян епископа Линкольнского за 1225 год, то есть спустя полтора столетия после нормандского завоевания Англии, показывает, в какой степени низшие слои сельского населения переняли имена своих господ. В списке значится свыше 600 человек; у трех четвертей из них — несколько самых расхожих имен: очевидно, что популярны были полтора их десятка. Из этой группы опять-таки три четверти имеют имена нормандского происхождения. В списке значатся 86 Вильямов, 59 Робертов и так далее. И лишь менее 6 процентов носили имена англосаксонского или англо-скандинавского происхождения.
Святые, коим поклонялись в Англии, оказались не столь податливы, как английские имена, и их история в период после завоевания представляет противоположность тому, что происходило в антропонимике. Сразу после 1066 года нормандцы, похоже, с недоверием и насмешкой воспринимали местных святых. Завоевательный поход привел их из местности, где царил один пантеон хорошо знакомых им святых, в страну с совершенно иными, чуждыми и раздражающими святыми и непривычными именами. Первый нормандский архиепископ Кентерберийский Ланфранк пишет: «Эти англичане, среди которых мы живем, воздвигли себе святых, которым поклоняются. Но иногда, когда я перебираю в памяти их собственные рассказы о том, кем раньше были эти святые, я не могу не усомниться в качестве их святости». Частично он опирался на свои сомнения, когда изъял из кентерберийских обрядов поклонение св. Эльфги и св. Дунстану. В аббатстве св. Альбана произошло повальное разрушение гробниц донормандских святых, это было сделано при первом нормандском аббате, который счел своих англосаксонских предшественников «неотесанными и неграмотными» (rudes et idiotas). Последовавшее соперничество между культами и вызванная им напряженность в обществе ярко описаны в следующем рассказе, взятом из жития и чудес англо-саксонского святого Этельберта:
«По соседству с местом, где была построена церковь мученика [Этельберта], жил человек по имени Виталий, который был нормандского происхождения. Из-за великой извечной ненависти между англичанами и нормандцами он считал нашего святого недостойным чести и почитания. В один из дней, когда жена его всегда ходила в церковь, он заставил ее пойти в другую церковь и принять там торжественный обряд очищения. Она исполнила службу и вернулась. Виталию же случилось войти в дом некоего рыцаря великого благочестия по имени Годискальк, и хозяйка дома, Лесельма, обругала его за то, что он осмелился с таким непочтением отнестись к церкви святого Этельберта. Он, однако, раздираемый душевной болезнью и полубезумный, сказал: “Я бы скорее заставил свою жену молиться на ясли моих коров, чем на того, кого называете вы Этельбертом”. Сказав это, несчастный тотчас пал на землю и умер на глазах у всех».
