Вчера царь пришел к королю в курительную комнату, надев нарядный красный камзол, расшитый золотом, вместо своей мантии, в которой ему показалось слишком жарко, и отправился ужинать. Он был столь галантен, что подал руку королеве, надев сначала довольно грязную перчатку. Король и все королевское семейство ужинали с ним… Царь превзошел самого себя. В продолжение всего вечера он не рыгал, не испускал непристойных звуков, не ковырял в зубах – по крайней мере, я не видел и не слышал, чтобы он это делал, – и беседовал с королевой и принцессами безо всякого смущения. Толпа зрителей была очень велика. Он обнял короля на прощание и, отдав общий поклон всей компании, вышел таким размашистым шагом, что король не мог за ним угнаться».
Через пять месяцев, возвращаясь в Россию, Петр опять проехал через Берлин. Король Фридрих I только что умер, и на трон вступил двадцатипятилетний наследник под именем короля Фридриха Вильгельма I. «Здесь нового короля я нашел зело приятна к себе, но ни в какое действо оного склонить не мог, как я мог разуметь для двух причин: первое, что денег нет; другое, что еще много псов духа шведского, а король сам политических дел неискусен, а когда даст в совет министрам, то всякими видами помогают шведам, к тому же еще не осмотрелся… Двор здешний, как мы усмотрели, уже не так чиновен стал, как прежде сего был, и многим людям нынешний король от двора своего отказал». В ответ на призыв Петра вступить в действующий альянс против шведов новый прусский король сказал, что прежде ему надо привести в порядок армию и финансы, а на это уйдет не меньше года.
* * *
Годы жизни Петра I и период подъема России совпали с появлением нового, четко организованного, военизированного государства в Северной Германии – прусского королевства. Оно образовалось из Бранденбургского княжества, чей правящий дом, династия Гогенцоллернов, вел род от тевтонских рыцарей. Столица Бранденбурга, Берлин, в петровское время (1700 год) был еще небольшим городом с населением в 25 000 человек. Жили в Бранденбурге протестанты – бережливые, деятельные, наделенные способностью к согласованным действиям, готовностью приносить себя в жертву общим интересам и верой в то, что долг есть высшая добродетель. Другие немцы – рейнцы, баварцы, ганноверцы и саксонцы – считали бранденбуржцев менее цивилизованными и передовыми и более агрессивными, чем они сами.
Отсталость Бранденбурга имела географические причины. Это государство – продукт династических брачных союзов и наследственных неурядиц, было раскидано в виде разрозненных фрагментов по всей Северо-Европейской равнине. Самое западное его владение, герцогство Клевское, лежало на Рейне, там, где великая река втекает в пределы Голландии, а крайнее восточное герцогство, Восточная Пруссия, располагалось на Немане, более чем в 500 милях к востоку от Клеве. Вестфальский договор 1648 года, завершивший Тридцатилетнюю войну, сулил Бранденбургу мрачную будущность. Княжество было отрезано от моря, природными богатствами не располагало; из-за своих тощих земель Бранденбург именовался «песочницей Священной Римской империи». Сельская местность оскудела и обезлюдела оттого, что по ней без конца проходили чужеземные полчища, то протестантские, то католические. Однако в 1640 году древний дом Гогенцоллернов, правивший Бранденбургом с 1417 года, выдвинул выдающегося правителя, курфюрста Фридриха Вильгельма. Его земли были разбросаны и истощены, а он мечтал о новом государстве Гогенцоллернов – независимом, едином и могучем. Фридрих Вильгельм, которого стали называть Великим курфюрстом, создал такой государственный механизм, которому предстояло вывести Пруссию в ряд первых европейских держав. Он организовал действенную централизованную систему управления с дисциплинированным чиновничьим аппаратом, наладил почтовую службу, ввел дифференцированный подоходный налог. И в 1688 году, пробыв у власти сорок восемь лет, Великий курфюрст умер и оставил Бранденбургу, располагавшему населением всего в один миллион человек, 30-тысячную современную регулярную армию.
Потомки Великого курфюрста преданно следовали его заветам. К 1701 году мощь Пруссии возросла до того, что сын Великого курфюрста, Фридрих, не хотел более довольствоваться прежним титулом. Он пожелал стать королем. Император Священной Римской империи был решительно против: сделай он Фридриха королем, и курфюрсты Ганноверский, Баварский и Саксонский тоже захотят стать королями. Но выбирать императору не приходилось. Готовясь вступить в войну с Францией, которая обещала стать затяжной и трудной (речь идет о войне за Испанское наследство), он отчаянно нуждался в прусских полках, которые Фридрих рад был ему ссудить – в обмен на королевский титул. Император смирился, и 18 января 1701 года Фридрих сам возложил корону на свою голову в Кёнигсберге и превратился в короля Фридриха I Прусского.
В 1713 году его сменил на престоле король Фридрих Вильгельм I, сделавшийся другом и союзником Петра. Еще целеустремленнее, чем его отец и дед, он поставил единственной задачей прусского государства достижение максимальной военной мощи. Все было подчинено этой задаче: надежная экономика, способная обеспечить потребности многочисленной армии; действенный аппарат управления, облегчавший сбор налогов, которые шли на финансирование армии; прекрасная система народного образования, готовившая для армии грамотных солдат. В противоположность Франции, где национальное богатство направлялось на архитектурные символы государственного величия, в Пруссии все строительство велось исключительно в военных целях – пороховые заводы, пушечные фабрики, арсеналы, казармы. Прусский король стремился довести численность профессиональной армии до 80 000. Но хотя эта военная сила непрерывно росла, прусская внешняя политика отличалась осмотрительностью. Подобно своему отцу, Фридрих Вильгельм I жаждал новых земель и морских портов, но не торопился ими завладеть. Прусские войска сражались в составе армий империи Габсбургов во Фландрии и Италии, но всегда по контракту; сама же Пруссия никогда ни с кем не воевала. Особенно осторожно вела себя Пруссия в отношении участников Северной войны, полыхавшей вокруг ее границ. Все годы, что Карл XII маршировал взад-вперед по польским землям, Пруссия сохраняла нейтралитет. И только после Полтавы, когда Швеция пала на колени, Пруссия примкнула к Ганноверу, чтобы объявить войну и пожать плоды победы.
В частной жизни Фридрих Вильгельм I был человеком странным и несчастливым. В нем уживались эксцентричность и скромность, приступы бешенства и любовь к строжайшей дисциплине, он ненавидел все, что любил его отец, а особенно все французское. Фридрих Вильгельм презирал и самих французов, и их язык, и культуру, и даже кухню. Когда преступников вели на казнь, король приказывал одевать их во французский костюм. На первый взгляд Фридрих Вильгельм мог показаться обыкновенным протестантским монархом, верным мужем, скучным буржуазным папашей. Он лишил свой двор всех побрякушек, продал почти всю отцовскую мебель и драгоценности и распустил большинство придворных. Он полюбил свою ганноверскую кузину Софию Доротею, дочь будущего короля Георга I Английского, и женился на ней. Он говорил о ней «моя жена» вместо «королева» и о сыне – не «наследник престола», а просто «Фриц». Каждый вечер он ужинал в кругу семьи.
Единственное, что портило эту милую домашнюю картину, были вспышки безудержной ярости, охватывавшие Фридриха Вильгельма. Он мог совершенно неожиданно вспылить на детей или на любого, кто подвернется. Выведенный из себя каким-нибудь пустячным, безобидным замечанием или чьим-то внешним видом, он тут же пускал в ход свою деревянную трость и бил ею куда попало, в том числе по лицу – случались и сломанные носы, и выбитые зубы. Когда он проделывал это на берлинских улицах, для жертвы не было никакого спасения; попытка отразить удар или ответить тем же разъяренному монарху каралась смертью. Это объяснялось, по-видимому, порфирией – болезнью, которая, предположительно, передалась ему по наследству от королевы Марии Стюарт и позже поразила английского короля Георга III. Эта болезнь, представляющая собой нарушение обмена веществ и проявляющаяся в подагре, мигренях, нарывах, фурункулах, геморрое и страшных кишечных коликах, ввергала короля в мучительные страдания, делая его слегка невменяемым. Со временем он страшно растолстел, глаза выкатились из орбит, а кожа блестела, как полированная слоновая кость. Чтобы отвлечься от своих недугов, Фридрих Вильгельм научился писать маслом и подписывал холсты «FW in tormentis pinxit» – «писал в муках ФВ». Каждый вечер после ужина он созывал своих министров и генералов выпить по кружке пива и подымить длинными трубками. На этих грубых мужских посиделках руководители прусского государства тешились тем, что дразнили и изводили придворного историка, безобидного педанта, которого однажды умудрились даже поджечь.
