— Ты всегда так любила эту гору, а когда-нибудь на нее забиралась?
— Да.
Он оборачивается и смотрит так, будто видит меня насквозь.
В коридоре, уже в дальнем конце, раздаются громкие шаги Энди, и за ним следом топает Бобби. Все произошло именно так, как я представляла. Энди без всякой опаски ворвался в мамину комнату и пояснил:
— Это комната моей мамы.
И тут же вышел как ни в чем не бывало.
Мика снова заговорил:
— Папа решил, что ты, возможно, не захочешь, чтобы он тоже приехал на поминки.
— А почему приехал ты? — Я тоже встала с кровати.
— Я приехал ради тебя. — Он долго смотрел на фото нашей троицы в рамке из палочек от мороженого. — Впрочем, возможно, ради всех нас. И даже ради мамы.
— Я рада.
Мика еще раз пожал плечами.
— Я и не знала, что ты прислал ей картины. Они очень хорошие, Мика.
— Гм. Значит, она их не выбросила.
— Нет, не выбросила. Они у нее в комнате.
Он внимательно осматривал мою комнату, будто видел что-то особенное или хотел увидеть.
Хлопнула сетчатая дверка. Энди повел Бобби смотреть на клен. И наверняка на то место, где висели качели.
Шевелюру Мики взъерошил ветерок.
Я подошла, прижалась головой к его плечу.
Снова бухнула дверь, снова топот в сторону моей комнаты, и вот уже стоят оба в дверном проеме, Энди-и-Бобби.
Мика подходит к урне с мамой, прижимает ладонь.
— Теплая. Я думал, она холодная.
Я отошла к кровати, стала старательно раскладывать сдвинутые в сторонку бумажки, конверты, коробочки.
— Миссис Мендель сказала, что она была очень нарядной и красивой. Ну… когда они ее нашли. Волосы были собраны на затылке в хвост, как когда-то в молодости. На губах красная помада, в общем, при полном параде.
— Да-а, мама, она такая. Никогда не знаешь, что придумает, — сказал Мика.
Мы с Энди кивнули в ответ.
— Я все не мог понять, какая тут у вас была жизнь, — признался Бобби.
— Знаешь, Бобби, мы и сами многого в ней не понимали, — отозвался Мика.
Бобби, кивнув, отвел взгляд. Мика погладил его по плечу: не казнись, все нормально, старик.
— Я думаю, поминки надо устроить под кленом.
— Подходящее местечко, — одобрил Энди.
— А потом каждый из нас заберет часть ее и развеет. Это она так велела.
Я вытащила письмо из кармана, разгладила.
— Что-что? — спросил Мика.
— И еще она хотела оказаться где-то, где никогда не бывала. Видимо, это для нее единственная возможность это сделать.
Я рассказала им про мамины распоряжения, развеять прах так, чтобы он улетел в разные стороны, в дальние дали.
— Жаль, что я не был с ней знаком, — сказал Бобби.
Мы все трое молча на него посмотрели. Давая понять, что он всегда был здесь с нами, вопреки времени, как будто он тоже тут родился.
— Пошли поищем какую-нибудь жратву, — предложил Энди, обернувшись к Бобби.
— Искать особо нечего, — предупредила я, но они устремились на кухню. — Я тоже проголодалась, — сказала я Мике. — Хочешь сэндвич с ореховым маслом?
Он смущенно усмехнулся.
— Сначала я должен кое-что тебе сказать.
— Ну?
Он откинул назад волосы, крепко прижимая, чтобы не падали на лоб.
— Я купил тот дом на холме.
— На холме?
Он ткнул пальцем вправо.
— На склоне, с той стороны от домика миссис Мендель. — Он снова усмехнулся. — Папа там, ждет тебя.
Я разинула рот, едва не вывихнув челюсть. Пришлось потом даже помассировать ее пальцами.
— Ты купил заброшенный домик?
— Угу. — Сунув руку в карман, он погремел ключами, папина манера.
— Тебе он всегда казался таким загадочным. Мне тоже. Папа часто туда ходил, а я за ним наблюдал. — Он пытливо посмотрел на урну. — В общем, купил, а почему, пока сам толком не разобрался.
Я вытерла глаза.
— А что будет с маминым домом?
Мика отвел взгляд от мамы.
— Будет стоять тут и гнить? — У меня даже слегка закружилась голова.
— Вот что, давай выйдем отсюда. Не хочу обсуждать это при маме.
В кухне Энди-и-Бобби уже нашли коробку с крекерами, половинку черствого батона, баночку с повидлом из черной смородины и ореховое масло. Они достали полосатые стаканчики, а Бобби готовил воду со льдом. И вот уже все трое уселись за стол и принялись все это уписывать за обе щеки. Я не удивилась бы, если бы они раскрыли рты, демонстрируя пережеванное месиво, их фирменная детская шуточка. Я тоже съела сэндвич с повидлом и ореховым маслом. Какое-то время все молчали.
Я думала о папе, что он там, на холме. Гадала, почему он не спускается к нам, но на самом деле, конечно, понимала почему.
— А где мамина выпивка? — спросил Энди.
— Я все вылила.
— Это хорошо.
Сэндвич я сжевала быстро, как оголодавшая собака. И вдруг поняла, что не могу больше ждать. Немедленно к папе. Не терпелось увидеть папу и нашу низину. Как это, наверное, здорово, стоять с ним рядом и смотреть сверху на нашу низину. Он часто это делал.
— Пойду погуляю, — сообщила я.
Все трое кивнули, продолжая жевать. Понимали, куда я.
И я оправилась к домику на склоне холма. Папа ждал меня стоя, его широкие плечи, когда-то гордо развернутые, слегка поникли под грузом прожитых лет, темные волосы поседели и поредели. Подошла и тут же крепко обняла. Запах одеколона «Олд спайс», прогревшегося на солнце хлопка, но бурбона я не почуяла. Сегодня никакого бурбона.
— Папа, ты приехал.
— Да.
— А Ребекка?
— Она решила, что это было бы бестактно.
Я кивнула. И вспомнила, как она тогда сидела в машине, ждала, пока мама выставляла Мику.
— Я позвоню ей потом, все расскажу.
— Она будет благодарна.
Я глянула на низину, на мамин дом. Отсюда была видна в окно часть нашей кухни. Мика высунул голову, потом помахал мне. А я ему.
— Пап, а почему ты всегда уходил сюда?
— Отличная панорама. Видишь, сколько всего можно отсюда увидеть.
Действительно, он был прав: всю нашу низину, и холм за ней, и дальние горы.
— Я хочу кое-что тебе показать.
Он направился за угол домика, опустившись на колени, прижал руку к земле.