Передо мной возникла Меррик. Она была в том самом красномшелковом платье, в котором я видел ее вчера, но весь ее облик изменился поддействием Темного Дара.
Кремовая кожа светилась, как у вампира, зеленые глазаприобрели особый блеск – да, да, и еще раз да! – такой же, как у Лестата,Армана, Мариуса, такой же, как и у всех остальных обладателей Темной Крови.Длинные каштановые волосы приобрели неестественное сияние. Губы нечестивоблестели.
– Дэвид! – воскликнула она и полетела ко мне в объятия.
Даже голос Меррик свидетельствовал о том, что теперь в еежилах течет совсем другая кровь.
– Боже мой, как я мог допустить такое! – Я боялсядотронуться до нее, а потом вдруг обнял ее и с силой прижал к себе. –Прости меня, Господи, прости! – выкрикивал я, стискивая ее так сильно,что, наверное, причинял боль.
Мне казалось, что так ее никто не сможет у меня отнять. Мнебыло наплевать, что меня мог услышать кто-то из смертных. Да пусть хоть весьмир знает!
– Нет, Дэвид, погоди, – взмолилась Меррик. – Ты непонимаешь, что случилось. Он сделал это, Дэвид! Он вышел на солнце. Он сделалэто на рассвете, после того, как дал мне свою кровь, показал, как нужнопрятаться, и научил всему, что умел. Он сделал это, Дэвид, хотя обещалвстретиться со мной сегодня вечером. Он ушел! И теперь от него ничего неосталось – все сгорело дочерна.
По щекам Меррик струились жуткие кровавые слезы.
– Дэвид, неужели ты не можешь его спасти? –захлебываясь рыданиями, причитала она. – Неужели ты не способен еговернуть? В том, что случилось, виновата одна я. Дэвид, я сознавала, что делала.Это я подвела его к этому шагу, умело подтолкнула. Я действительновоспользовалась его кровью, запекшейся на моем платье. Я воспользовалась всемисилами – земными и небесными. Придет время – и я признаюсь в большем. Все теберасскажу. Я виновата, что он так поступил, клянусь! Но неужели ты не можешь еговернуть?
Глава 23
Он все сделал очень тщательно.
Вытащил гроб – поистине старинную реликвию – и отнес его назадний двор городского дома на Рю-Рояль, в весьма уединенное место, огороженноевысокой стеной.
В доме он оставил прощальное письмо, положив его написьменный стол, которым одно время пользовались все мы – я, Лестат и Луи.Затем он спустился во двор, снял с гроба крышку и лег в него, отдавшись на волюлучей утреннего солнца.
Его предсмертная записка была адресована мне.
«Если я не ошибаюсь, солнечный свет сожжет меня дотла. Янедостаточно стар, чтобы получить всего лишь сильные ожоги, и недостаточномолод, чтобы оставить после себя кровавую плоть и вынудить кого-то ее убирать.Я превращусь в пепел, как когда-то превратилась в пепел Клодия, и ты, мойдорогой Дэвид, должен развеять этот пепел. Сделай это в память обо мне.
Сомнений в том, что я наконец-то обрету мир и покой, у менянет. И ты станешь свидетелем моего окончательного освобождения. Прежде чем найтимои останки, ты уже повидаешься с Меррик и познаешь меру моего предательства имеру моей любви.
Да, я признаю, что создал из Меррик вампира. И совершилстоль ужасное деяние из любви. Не могу тебе лгать.Но если это имеет хотькакое-то значение, то позволь уверить тебя, что поначалу я намеревался толькоиспугать ее, подвести к смерти так близко, чтобы она сама взмолилась о пощаде,и тем самым удержать на краю.
Но все свершилось слишком быстро – едва успев начаться. Яподдался своим амбициям и желаниям. А теперь, оставаясь все тем же романтичнонастроенным глупцом, каким был всегда, оставаясь поборником сомнительныхдействий, совершенно не умея соизмерять свои желания и цену, которую за нихприходится платить, я поручаю твоим заботам свое изумительное создание –Меррик, которую, я знаю, ты любишь всем своим мудрым сердцем.
Ты, наверное, меня возненавидишь, но прошу: передай Меррикте несколько драгоценностей и реликвий, которыми я владею. Передай ей также теживописные полотна, которые я собирал от случая к случаю в течение веков икоторые успели стать шедеврами в моих глазах и в глазах всего мира. Всемало-мальски ценное должно перейти к ней, если только ты согласишься.
Что касается моего дорогого Лестата, то, когда он очнется,передай, что я ушел во тьму, не надеясь встретить его ужасающих ангелов, что яушел во тьму, только ожидая угодить в хаос или вакуум, о которых он так часторассказывал. Попроси простить меня за то, что я не дождался его и ушел, непопрощавшись.
А теперь о тебе, мой друг. Не надеюсь на твое прощение. Идаже о нем не прошу.
Я не верю, что ты способен вернуть меня из пепла и обречь напрежние муки. Но если ты полагаешь, что справишься, и тебе действительно этоудастся, значит, так тому и быть. Одно несомненно: я обманул твое доверие.Никакие заверения Меррик о ее всесильном колдовстве не могут оправдать мойпоступок, хотя она на самом деле пытается уверить меня, что воспользоваласьсильным приворотом. Впрочем, я ничего не смыслю в колдовстве.
Одно я понимаю, что люблю ее и не мыслю существования безнее. Но само существование теперь для меня бессмысленно.
Я ищу определенности, той самой смерти, которая унесла моюКлодию, – безжалостной, неминуемой, безусловной».
Таково было письмо, написанное его старомодным почерком нановом пергаментном листе высокими и глубоко вдавленными буквами.
А что же тело? Неужели он был прав в своей догадке, чтопревратится в пепел, подобно тому ребенку, которого отдал на откуп горестнойсудьбе в далеком прошлом?
Нет, он ошибся.
В гробу без крышки, открытом ночному воздуху, лежалиобгорелые черные останки того существа, которое я когда-то знал как Луи, –твердые на вид, как у любой древней мумии, освобожденной от бинтов. Плотьпрочно облепила кости. Одежда на нем сильно обгорела, но осталась цела. Гробтоже потемнел. Лицо и руки – да и вся фигура в целом – еще не были тронутыветром и сохранили все мельчайшие детали.
А рядом с гробом стояла на коленях Меррик и, горестно сжимаяруки, неотрывно смотрела на угольно-черное тело.
Медленно, очень медленно, она протянула руку, нежнымуказательным пальчиком коснулась тыльной стороны ладони Луи и тут же в ужасеего отдернула. На почерневшей плоти не осталось ни малейшей впадинки.
– Твердая, как уголь, Дэвид, – запричитала Меррик. –Как ветер может развеять эти останки? Для этого тебе придется вытащить их изгроба и растоптать каблуками. Ты не можешь так поступить, Дэвид. Скажи, что неможешь.
Я словно безумный метался возле гроба.
