чем поговорить с женщиной, у которой уже есть дети.
«Ну, слава богу, сегодня хоть обойдемся без слез».
Кавалер же думал о том, что с утра поедет к рыбачьей деревне, завтра Брюнхвальд начнет выводить гарнизон с другого берега. Надо посмотреть, что у него там в лагере. Сколько фуража, сколько провианта, пороха. Сесть с Брюнхвальдом, Пруффом и Вилли, все посчитать. Рассчитать всех солдат, посчитать содержание офицерам. Заодно встретиться с Мильке и просить его сделать топографию дороги от деревни до Эшбахта. В общем, дел было предостаточно. Но как говорится, человек предполагает…
Утром, радушно попрощавшись с будущими родственниками прямо на пирсах, чета Эшбахтов под причитания взволнованной будущей переправой Элеоноры Августы стала грузиться в баржу и, погрузившись, отплыла в свои пределы. А там Волкова ждал мальчишка из дворовых.
– Господин, вчера вечером прибыл в дом ваш конный. – Мальчишка протянул конверт. – Вот, привез.
Волков не знал ни ленты, ни почерка на конверте. Он взял бумагу.
– Что за человек это привез? – спросил он, кажется, вспоминая красивый почерк.
– Да конный какой-то. Не почтовый, – отвечал мальчишка, пожимая плечами.
Волков развернул бумагу. Нет, почерк все-таки был ему знаком, его сердце застучало, текст генерал смотреть не стал, сразу на подпись глаза опустил. Так и есть: «Ваш друг». И больше ничего. Теперь кавалер знал, кто ему пишет. Это письмо было от канцлера фон Фезенклевера. А текст оказался короток, но очень емок по содержанию.
«Милостивый государь, дело, о котором вы хлопочете, кажется, может разрешиться в вашу пользу. Его высочество сказал, что готов принять вас. С делом не тяните, настроение принца, как и удача, переменчиво.
Ваш друг».
Волков взволновался сразу, особенно его порадовала фраза «его высочество сказал, что готов принять вас». Казалось бы, простая фраза, но в ней заключалась вся суть письма. «Его высочество сказал, что готов принять вас». Канцлер не написал ему: «Его высочество желает вас видеть», или «Надобно вам скорее быть у двора», или «Курфюрст просит вас явиться незамедлительно». Нет-нет, тут была совсем иная форма приглашения. «Его высочество сказал, что готов принять вас». Это форма значила, что Волков придет к своему сеньору добровольно и по воле своей сможет уйти, как бы ни закончилась беседа с герцогом. Ведь это будет прием, а не вызов строптивого вассала пред очи сеньора.
– Максимилиан!
– Да, генерал! – сразу откликнулся прапорщик, по лицу кавалера видя, что опять им предстоит какое-то дело.
– Всех моих гвардейцев, всех господ из выезда соберите, скажите, что сейчас же едем в Эшбахт, меняем лошадей на свежих и оттуда в Вильбург. Гюнтер, сундуки мои не бери, а сам собирайся. Готовься, дорога будет непростая.
Слуга кивал: как скажете, господин. Он уже привык к неспокойной жизни господина.
– Супруг мой, – запричитала Элеонора Августа, – опять вы в дорогу? Зачем вам Вильбург?
– Родственничек ваш, дорогая моя супруга, согласился меня принять, – отвечал кавалер. – Хочет говорить со мной.
– Родственничек? Какой? – Женщина уже и позабыла, какой ее родственник живет в Вильбурге. – Уж не к герцогу ли вы собрались?
– К нему, – подтвердил Волков, подходя к жене. – Курфюрст хочет говорить со мной, может, простит меня, как вы думаете?
– Ой, не езжайте! – Жена немедленно принялась плакать, откуда только слезы у нее берутся. – Сеньор наш норовом крут, строг весьма, быть вам в кандалах, за ваши-то проделки. Вы же великий ослушник и упрямец своевольный. Таких наш герцог не привечает. Не езжайте, супруг мой. Дома будьте.
– Ничего-ничего. Я Рыцарь Божий, Господь меня в обиду не даст, – отвечал Волков, целуя жену в мокрые щеки. – Поеду, – сказал и пошел.
Проходя мимо Бригитт, взял тайно ее руку, сжал сильно, а она и проговорила тихо:
– То золото, что вы мне перед войной дали, цело, все у меня; если вас герцог схватит, кому то золото отдать, чтобы за вас при дворе хлопотал? Я все устрою. – А у самой тоже слезы в глазах.
«Они, беременные, всегда, что ли, так слезливы?»
Кавалер едва сдержался, чтобы не поцеловать ее, просто покачал головой.
– Нет, не нужно, пусть золото при вас будет. Архитектор дом до Рождества должен достроить – то ваш. На него деньги отложены, в малом сундуке лежат, вот ключ.
Генерал отдал Бригитт ключ, а глупая женщина, вместо того чтобы радоваться, стала рыдать не хуже Элеоноры Августы. Генерал поморщился, он не любил этого. «Дуры, что с них взять».
Господин Фейлинг придерживал стремя, и Волков, стараясь больше не смотреть на Бригитт, сел на коня.
– Роха, пригляди за домом.
– Я с тобой еду, Фолькоф, – отвечал майор весьма фамильярно, подходя к своему коню. – Мало ли, вдруг пригожусь.
– Вечно ты мне перечишь, Скарафаджо, – вздохнул кавалер. – Сказал же: пригляди за домом. Тут ты мне и пригодишься.
Роха ему не ответил, только кивнул, соглашаясь, и протянул крепкую солдатскую руку.
От Малена до Вильбурга три дня пути, так кавалер за три дня доехал до Вильбурга от Эшбахта. Еще быстрее смог бы, да боялся, что коней загонит. И не смотрел он на то, что к концу третьего дня гвардейцы его и господа из свиты уже в седлах от усталости качались. Ничего, потерпят, его сам герцог ждет, он должен торопиться, не то вдруг сеньор в намерениях переменится.
Перед самыми воротами Вильбурга на них вдруг обрушилась гроза с молниями, и была она такая сильная, так обильна была водой, что по улицам под копытами их коней протекали целые городские реки, вымывая всякую дрянь и сор.
– Чего креститесь?! – кричал Волков на своих людей после того, как вечернюю мглу пробивала молния. – Не бойтесь, гроза – это к новому. – И гнал пугливого своего коня вперед, навстречу грязному потоку.
Когда гроза прекратилась, они нашли ночлег. Остановились в двух трактирах на главной базарной площади. Тут после дождя было безлюдно, чисто и свежо, даже не воняло гнилью, как бывает обычно на всех рынках во всех городах. А вот в трактирах как раз все наоборот: полно людей, вонь и духота, – но это генерала не заботило, главное, ему нужно было выспаться, поесть хоть чего-нибудь, почистить и высушить одежду. И пока Гюнтер занимался его облачением, генерал перекусил и завалился спать, и даже осатанелые от безнаказанности трактирные клопы его почти не заботили, за ночь он всего два раза просыпался и вполне выспался, чтобы утром быть свежим и готовым ко всему.
Офицер на входе в замок его высочества то ли знал, что герцог ждет Эшбахта, то ли всегда был так вежлив, он говорил с кавалером весьма
