в разгар антироссий-ских настроений, вызванных подавлением русскими войсками венгерского восстания и триумфальной поездкой по США одного из руководителей восставших венгров Лайоша Кошута. Именно тогда в США начинают публиковаться откровенно антирусские тексты. В 1852 году вышла книга никогда не бывавшего в России Генри У. Дэвиса «Война Ормудза и Аримана в девятнадцатом веке», в которой в оригинальной форме развивалась мысль А. де Токвиля о перспективах развития США и России, но Россия в более заострённой форме представлялась воплощением сил зла, Америка — сил добра[1358].
Как и в Западной Европе, в США Российскую империю воспринимали по принципу бинарных оппозиций. Как и европейцы, американцы фиксировали внимание не на сходствах, а на различиях между их собственной страной и Россией. Если нужно было найти сходство, они обращали внимание на Великобританию и Францию; если же нужно было найти пример общества, противоположного американскому, тогда их взор устремлялся на Россию.
В конце XIX века возможности для непосредственного и опосредованного узнавания России в США значительно расширились, однако, как и в случае с Европой, уровень стереотипизации не снижался, а старые стереотипы накладывались на новые. Как отмечает отечественный американист В.И. Журавлёва, это объясняется активным использованием российской «повестки дня» для обсуждения наиболее острых вопросов национального развития Соединённых Штатов с целью укрепления их веры в преимущества американской модели развития, а также стремлением к переделыванию России, превращавшейся в один из объектов миссии США по реформированию мира. Именно в это время происходит превращение России в значимого Другого для конструирования американской идентичности. Это будет оказывать влияние на «изобретение» ментального образа нашей страны в США на протяжении всего XX столетия[1359].
Однако если вплоть до начала XX века русофобская риторика не оказывала влияния на внешнюю политику США, то с рубежа веков всё меняется. В условиях распространения англо- и японофильских чувств, русофобские настроения стали преобладающими как на общественном, так и на государственном уровне. Именно тогда обретают законченные очертания долгосрочные американские мифы о России и стереотипы её восприятия, сохранившие своё значение вплоть до настоящего времени[1360].
В начале XX века на страницах американских газет и журналов впервые развернулась своеобразная имиджевая война против России, проявившаяся в публикации антирусских карикатур. Важнейшим инструментом этой войны стала дезинформация[1361]. Теперь Россия начинает использоваться в качестве антиобраза, «тёмного двойника» Америки[1362].
С конца XIX века США делают ставку на вытеснение России из всех зон и регионов, в геостратегическом отношении имеющих либо непосредственное, либо важное в долгосрочной перспективе значение для страны, откровенно претендовавшей на мировое господство. Несмотря на то, что речь ещё не шла о противоборстве систем и столкновении мессианских идей, американцы уже не различали, где Россия вела оборонительную политику, а где наступательную, и относили её к числу стран с «испорченной» репутацией[1363].
В начале XX столетия был развенчан «миф об исторической дружбе» между двумя странами. С этого момента интерпретация истории оказания помощи Российской империей правительству Авраама Линкольна в годы Гражданской войны между Севером и Югом зависела от климата российско-американских отношений. Уже с начала XX века история о визите в США в 1863–1864 годах двух русских эскадр к берегам Нью-Йорка и Сан-Франциско превращается в своеобразный индикатор состояния двусторонних отношений[1364].
В XX столетии американская русофобия, по мнению Г. Метта-на, опирается на «динамический синтез либерально-демократической французской, империалистической и немецкой русофобии». При этом, подчёркивает исследователь, в своём неприятии России и всего русского американцы пошли гораздо дальше французов, немцев и англичан. У французов американцы позаимствовали философию и принципы: идеи свободы, демократии и прав человека; у англичан — цели: владычество на море и выход на основные континентальные рынки, а также стратегию: военное превосходство и контроль средств связи с помощью «мягкой силы». От немцев США унаследовали «великолепный инструментарий — разработанную нацистами технику массовой пропаганды и идеологический мотив борьбы с могучим противником — советским большевизмом»[1365].
При этом на протяжении всего XX столетия образ России в американском сознании оставался амбивалентным, сочетавшим в себе эйфорию относительно ценностей универсализма, миф об «извечной Руси», надежды на скорую «вестернизацию» России и пессимизм по поводу её «восточности»[1366].
Важно понимать, что американцы оказались особенно зависимыми от созданного ими (и европейцами) образа России. После Второй мировой войны каждый спор с участием Советского Союза США рассматривали как перетягивание каната с экзистенциальным врагом, причём независимо от насущных интересов Америки и реальной ситуации на местах[1367]. Как отмечает Л. Вульф, «вне всякого сомнения, Россия покоряла наше воображение, господствовала в наших страхах и фантазиях и помогала нам ощущать свою принадлежность Америке и Западу в целом»[1368].
Более того, по словам исследователя, лишь для немногих американцев его поколения (Л. Вульф родился в 1957 году) их самые ранние воспоминания о России не были связаны «с психологической травмой ночных кошмаров»[1369]. Русские «были так же необходимы американцам, как Борис и Наташа — Рокки и Бульвинклю»[1370], поскольку благодаря Советскому Союзу как «противоположности» США американцы «сильнее ощущали собственную идентичность». Поэтому в период разрядки международной напряжённости американцы, как отмечает Л. Вульф, испытывали ностальгию, расставаясь с холодной войной их детства[1371].
Итак, в США, как и в Западной Европе, сложился амбивалентный образ России. Но если её позитивный, «романтический» лик был ситуативным, связанным с текущей политикой, то её «демонический» образ оказался гораздо более устойчивым, и такой взгляд, начавший формироваться в годы Войны за независимость, стал востребованным и в последующие эпохи. С XVIII столетия и вплоть до наших дней в целом сохраняется отношение к России как к антиподу и антиобразу[1372]. Как отмечал известный отечественный американист В.Л. Мальков, рассуждая о политике Соединённых Штатов, «массмедийное сообщество США, используя каждое мало-мальски заметное „окно возможности", образовавшееся в результате распада Советского Союза и дискредитации русской государственности, и в наше время хочет представить русский национальный тип, который, конечно же, не был исключительно миролюбивым, всегда стремящимся к внешнему могуществу, связанному с возрождённым имперским комплексом»[1373].
События же 2022 года продемонстрировали, что правящие круги США, как и в годы холодной войны, воспринимают Россию как экзистенциального противника, от которого зависит само существование Соединённых Штатов как мирового гегемона.
Глава 10. ОТ РУСОФОБИИ К РУСОФИЛИИ: РУССКИЕ «НА ПУТИ ИСПРАВЛЕНИЯ»?
«Русские романы» Леузон Ле Дюка
По окончании Крымской войны отношения между противниками начали быстро восстанавливаться, неслучайно в зарубежной и отечественной историографии существует точка
