видела, как некоторые, проходя мимо него, делали двойные дубли, словно проверяя, настоящий ли он.
— Мишки Гамми! — кричит Тесси, причем гораздо громче, чем нужно.
— Нет, кислые червячки! — Эверетт тычет пальцем в прозрачный дисплей, прямо над пакетом с червячками.
Тесси отталкивает его бедрами.
— Нет…
— Мы возьмем и то, и другое, — перебиваю я с вежливой улыбкой. — А также большой попкорн, большую колу и два маленьких ICEE`s.
— Клянусь, я никуда не могу взять этих двоих, но по-другому и быть не может. — После смерти Винса родители Тесси договорились делить ее время между собой поровну. Теперь она бывает в Нью-Йорке раз в два месяца, а это значит, что раз в два месяца они с Эвереттом ссорятся буквально из-за всего.
— Вишенку! — Эверетт вскакивает на ноги.
Тесси снова отталкивает его с дороги.
— Кола!
— Нет. — Бастиан обхватывает меня за талию. — Никакого кофеина. Она возьмет черничный и клубничный микс. — Он бросает взгляд на Тесси. — Хорошо?
— Хорошо.
Я сдерживаю ухмылку, всегда улыбаясь их выходкам. Не могу поверить, что это моя жизнь: меня обнимает мужчина в сшитом на заказ костюме, который мог бы стать моделью для GQ; я ношу рваные треники, потому что это то, что мне нравится, и к черту всех остальных; рядом с ребенком, который стал для меня сыном и младшей сестрой, о которой я никогда не знала, что она мне нужна.
Бастиан опирается подбородком на мое плечо, пока мы ждем, пока потрясенный подросток принесет нам нашу нездоровую еду.
— Ты выглядишь счастливой.
— Да.
Самой счастливой.
Я даже не могу выразить или описать это чувство.
Дети берут свои напитки и конфеты, я беру большую колу, а Бастиан — попкорн. Когда мы заходим в кинотеатр, он совершенно пуст. Уже идут предварительные просмотры, но здесь никого нет.
Я оглядываюсь по сторонам. Волосы лезут в глаза, и я убираю их.
— Мы не в том зале?
Бастиан подталкивает меня вперед, положив руку мне на спину.
— Нет.
— Но там безумно много народу. Разве кинотеатры обычно пустуют?
Он садится рядом со мной, Тесси — с его стороны, а Эверетт — с моей.
— Да, когда ты выкупаешь театр.
— Что? Не может быть.
— Это же твой первый раз, — говорит он так, будто это очевидная вещь, которую нужно сделать.
Тесси отталкивает нас обоих.
— В театре нельзя разговаривать.
Я закатываю глаза, ставлю напиток в подстаканник и откидываюсь в кресло. Эверетт берет меня за левую руку, а Бастиан — за правую. Последний трейлер заканчивается, и начинается фильм.
Длинные вступительные титры. Три парня дерутся. Куча крови, которую Эверетт и Тесси не должны видеть, но я уверена, что они видели и похуже. По невозмутимому выражению лица Эверетта я понимаю, что это правда.
И тут фильм обрывается. Прямо из ниоткуда. Экран мерцает. Я оглядываюсь на проектор, чтобы убедиться, что он включен, прежде чем экран снова загорается. От стены до стены его заполняют три слова. Гигантские. Всеми заглавными буквами.
ЖЕНИСЬ НА МНЕ
Не вопрос.
Требование.
Потому что именно таким человеком является мой новый жених.
БАСТИАНО РОМАНО
Один год спустя
Папа наполовину вытаскивает меня за дверь, пока я хватаю случайные вещи, которые, как мне кажется, нам понадобятся, и бросаю их в детскую сумку, которую Ариана собрала несколько месяцев назад.
Его рука сжимает мой воротник, а затем меня бесцеремонно выталкивают за дверь.
— Твой ребенок родится с тобой или без тебя…
Я позволяю ему сесть за руль, когда мы выезжаем из гаража моего пентхауса и направляемся в частную клинику. Я проверяю содержимое сумки. Дважды проверяю. Потом в третий раз. Ариана — абсолютный монстр ярости из-за своих гормонов беременности, поэтому я бросил в центр сумки вибратор и двенадцатидюймовый фаллоимитатор, чтобы понаблюдать за ее реакцией в больнице.
— Ты уже решил как назовешь свою дочку?
— Пока нет.
Я до сих пор не могу поверить, что он рядом со мной. Десять лет назад, если бы вы спросили меня, что я думаю о своем отце, на моих губах прозвучало бы: "Для меня он умер". А теперь он везет меня в больницу, чтобы посмотреть, как родится моя первая дочь.
И я называю его папой.
Это случилось после первой годовщины смерти дяди Винса, и мы признали, что жизнь слишком коротка, чтобы держать обиду на тех, кого мы любим. С тех пор мы налаживаем наши отношения. Это произошло не сразу, но произошло.
Медсестра торопит нас в палату Арианы, запоминая мое лицо по миллионам поездок, которые мы совершили сюда, и по крупному пожертвованию, которое я сделал, чтобы мои девочки получали лучший уход. Эверетт уже здесь, сидит у входа в палату. Он был с Ари, когда у нее отошли воды, она забирала его из школы.
Он обнимает меня за ногу, когда я подхожу к нему, а затем запрыгивает на спину папы.
— Она издает странные звуки.
Я взъерошиваю его волосы, затем вхожу в комнату. Он прав. Ариана стонет, охает и издает буквально все звуки. Она говорит, как кит, когда медсестры говорят ей дышать.
— Я дышу! Как, блядь, вы думаете, я еще жива?!
Видите?
Яростный монстр.
Она будет потрясена, когда родится ребенок и она узнает, что действительно так кричала.
— О, слава богу, — говорит она, когда видит меня. Ее рука тянется ко мне.
Я хватаю ее и переплетаю наши пальцы.
— Думаю, миссис Романо, именно трах и привел нас сюда. Мы могли бы ограничиться анальным сексом.
Щеки медсестры становятся ярко-розовыми. Я соблазняюсь подмигнуть ей, когда Ариана сжимает мою руку с силой борца. Такими темпами я окажусь в реанимации, где мне пересадят руку еще до рождения ребенка.
Я позволяю ей держать до тех пор, пока моя рука не онемеет, не думаю, что к ней когда-нибудь вернется чувство, и размышляю о том, как я буду держать ее без пальцев.
Проходит час.
Потом еще один.
И еще.
Через десять часов я слышу первый крик.
Наш ребенок.
Медсестры уносят ее, моют, приносят обратно и еще миллион других вещей, которые я с трудом успеваю воспринимать, потому что в этот мир вошел еще один человек, и он наш.
— Как мы ее назовем? — В одной руке Ариана держит ручку, в другой — бланк. Она должна спать, но для бывшего сотрудника правоохранительных органов она никогда не делает того, что должна.
Я прижимаю поцелуй к ее виску.
— Удиви меня.
— Имя моей матери. Оно означает "судьба". — Она что-то записывает, затем передает мне. — Она возненавидит нас за
