Можно там новый взять, если срочно.
— Да, спасибо, — улыбнулся Назар, разворачивая клочок бумаги, на который тремя минутами ранее выписал Лукашев номер. Все тот же, что был четырнадцать лет назад. Они изменились — отрастили себе поводы мучиться совестью и в зеркале сменили отражение. А номер тот же. Лукаш подтвердил тогда… когда они встретились.
И никакое METRO тут не поможет. Если допустить, что телефон взломан, то где гарантия, что его не отслеживают по геолокации? Нет, только заправки. И длинные гудки в чужой трубке. Пока так.
— Алло, слушаю! — булькнул телефон нетерпеливым Лукашевым голосом, который как раз остался прежним, ничуть не поменялся.
— Это Шамрай, — тут же включился Назар, чуть сместившись от кассы в сторону. — Назар Шамрай.
— Мог бы не уточнять, узнал. Что за номер?
— Неважно, со своего не могу. Короче, слушай. Ночью я буду под Рудославом. Мотель «Трембита» еще не закрыли?
— Работает, а что?
— Часа в три я остановлюсь там до утра. Как хочешь, но ты должен подъехать.
— Как это я должен? — тупил Ковальчук.
— Дядя привет передал и гостинцы.
— На связь вышел?! — наконец догадался Лукаш. — Ты в полицию обращался?!
— И не подумаю и тебе не советую, пока не поговорим. Приедешь?
— Если я правильно понимаю, то я звоню в гостишку, потому что ты со своего не можешь, и снимаю нам номер для молодоженов.
— Пятерка тебе за понимание. И не вздумай никому болтать. Сюрприз хочу сделать.
— Ну об этом мог бы и не упоминать.
— Лучше перестрахуюсь.
Что ему еще оставалось, кроме как перестраховываться. И с телефоном, и с отелем.
Ночная дорога вилась впереди машины, увлекая его все дальше. Навязчиво и больно в голове билась мысль о том, что делать, если Лукаш все-таки приведет кого не нужно сейчас. По идее не должен. Но он же, блин, принципиальный. Дело на Стаха открыто в его вотчине. И похрен, что там все менты были куплены давным-давно, и какая разница кого чем старый Шамрай держал. Главное, что эффективно, раз этому выродку все же дали уйти. Почему-то чем дальше, тем меньше Назар в этом сомневался. Впрочем, именно это вселяло и некоторую надежду насчет Ковальчука. Тот был честным. И подводные камни были ему хорошо знакомы. Посадить же Стаха считал и вовсе делом чести, а Назар… Назар знал, как ему в этом помочь. Тут главное, чтоб ни один из них сгоряча не наворотил того, чего не надо. Впрочем, в себе он в кои-то веки не сомневался, найдя наконец ответ на вопрос: как правильно.
Ближе к полуночи он снова глушил кофе, лишь бы не заснуть по пути, и единственным источником света теперь была очередная заправка. В сумрачной тишине ночи не выдержал. Выдернул телефон из кармана, сжал его крепче, вошел в чат с Миланой, из которого она удалила всю их переписку. Когда несколько дней назад заметил, думал, сломает нахрен что-нибудь в кабинете. Или кого-нибудь, кто посмеет сунуться. Как будто это она его удалила. Тот ее поступок почему-то как будто последней жирной точкой стал, черт его знает почему. И с тех пор он ей больше не писал. А сейчас так выходило, что не мог удержаться, так это было важно — пожелать ей:
«Спокойной ночи».
Огонек напротив ее аватара загорелся почти сразу, словно ждала. И так же быстро она ответила:
«Вряд ли она будет спокойной. Слишком много информации».
И спустя еще мгновение:
«Ты уже уехал?»
«Да, я в пути. Заправляюсь. Как Даня?»
«Нормально, спит».
«Ничего обо мне не говорил?»
«Просто подожди».
«Ладно. Кстати, я давно хотел тебе сказать, а случая подходящего не было. Сейчас попробую. Ты офигенно подкачала задницу. Это просто бомба».
Она зависла и некоторое время ничего не печатала, а он улыбался довольной улыбкой, наблюдая и чувствуя ее реакцию. Собственная — тоже не заставила себя долго ждать. Вот в эти секунды, когда он видел перед глазами умозрительный образ женщины с распущенными волосами, без макияжа, в пижаме, под одеялом, вглядывающейся в экран телефона и не знающей, что отвечать. Штормануло, а он дивился себе: наверное, подыхать будет, а от мысли о ней испытает последний в жизни стояк вместо чего-то там возвышенного, отведенного только человеку и богу.
Наконец внизу чата появилась строка: Милана печатает…
И почти сразу ему прилетело:
«Следи за дорогой!»
«И тебе сладких снов, пацёрка», — немедленно отозвался он и рассмеялся. Легко и открыто, а потом понял: снег пошел. За окном плавно кружат по воздуху белые снежинки под черным провалом бесконечно глубокого неба, мягко ложась на стекло, и тут же тают. Иди к черту, Стах Шамрай. Если она простит, то отныне у них навсегда.
С этим «навсегда» он и мчал дальше. С ним же — выходил в глухой ночи под снег, когда добрался до гостиницы. С ним — смотрел в лицо Лукаша, освещенное светом неоновой вывески с ярко-красным названием «Трембита».
С ним — много позже они курили на небольшой террасе их номера, скрытые под козырьком верхнего этажа, пока Назар рассказывал о том, чего хочет Шамрай-старший и как он намерен этого добиться.
— Это единственный раз, когда он выходил на связь за эти месяцы? — спросил Ковальчук, внимательно выслушав его.
— Единственный. Был бы не единственный, давно бы все решилось.
— Так или иначе — да.
— Не веришь мне?
Лукаш покрутил в руках сигарету. На Кречета не смотрел, и это держало в напряжении. Но деваться ему было некуда — только ждать, пока он определится, по одну с ним сторону или нет.
— Верю, — коротко обронил Ковальчук и вскинул на него глаза: — Давно верю. И рад бы был сказать раньше, но ты свалил из Рудослава, все бросил…
— Я Стаха бросил. Стаха, Лукаш.
— Ты считал меня виноватым тогда. Да я и был виноват, что не поверил тебе. Потому ты спрашиваешь, верю ли сейчас?
Назар усмехнулся. Они почти на пятнадцать лет опоздали с этим разговором, но проговорить
