это место.
Маг крался вперед, тщательно выбирая каждый шаг. Абсолютная тишина только усилила страх Пазела, его ощущение, что Таша идет навстречу своей гибели. Внутренне он злился на себя: Доверься Рамачни. Как ты всегда делал, как она делала всю свою жизнь. Но в то же время какая-то часть его вспоминала слова Таулинина на берегу ручья: Я боюсь, что молодые люди не готовы.
В центре Двора Рамачни остановился и закрыл глаза.
— Теперь, Таша, — сказал он, — подними меня.
Таша быстро взглянула на Пазела, затем наклонилась и заключила мага в объятия. «Шаг вперед!» — рявкнул Рамачни, и пораженная Таша немедленно повиновалась. Ее босая нога ступила на камень...
— ...и прошла сквозь него так плавно, как будто сошла с края пирса. Она упала, слишком пораженная, чтобы даже закричать, когда ее тело исчезло в темноте. Пазел вскрикнул и бросился к ней. Слишком поздно. Таша и Рамачни провалились сквозь камень. Пазел ударил по гладкой поверхности; на ощупь она была твердой, как сталь. Но внутри камня он все еще мог видеть, как они падают — Таша в ужасе потянулась к нему — глубже, глубже, исчезли.
Он бил по камню, выкрикивал их имена, очень близкий к отчаянию. Он дико огляделся в поисках помощи. Со смертью он мог справиться; со смертью, с которой он так часто сталкивался; но не с жизнью без них, наедине с этим последним образом — они тонут, тонут во тьме.
Ошибка, подумал он, безудержно всхлипывая. Рамачни подталкивал их и раньше. Рин, помоги им, верни их обратно или забери и меня.
Что-то коснулось его плеча. Он в шоке отскочил в сторону. На камне перед ним стояла женщина-человек, высокая и невероятно старая, одетая в зеленый шерстяной плащ. Прозрачная кожа, руки тонкие, как палки, в глазах зачарованный блеск.
— Ты смолбой, верно? Пазел Паткендл. Тот, который все время пытается спустить ее бриджи.
Он уставился на женщину. Она уставилась на него. На ней были стеклянные браслеты и кроваво-красный шарф, который выглядел так, словно был сделан из рыбьей чешуи. Он почувствовал сильное желание отодвинуться от нее, но не сдвинулся ни на дюйм.
— Ты не провалишься сквозь камень, если тебя это беспокоит, — сказала женщина. — Рамачни и Старому Ариму пришлось потрудиться, чтобы это произошло, точно так же, как мне пришлось потрудиться, чтобы подняться на поверхность.
Ее акцент был немного похож на акцент Кайера Виспека. Да, подумал он. Эритусма родилась в Нохирине, это часть Мзитрина.
Она прищурилась, озадаченно глядя на него:
— Ты, что, не можешь говорить?
Он собирался ответить, но остановил себя. Пусть говорит она. Пусть она объяснит, почему ему не должен быть противен ее вид. Но женщина только прищелкнула языком и шагнула к нему. Прежде чем он успел решить, драться ему или убегать, она хлопнула его костлявой рукой по глазам, и, когда убрала ее, Двор Демонов изменился.
Теперь там были колонны и частично крыша. Кучи песка и каменная кладка. Стена с цепями и кандалами. Каменные скамьи были такими старыми и изношенными, что походили на оплывшие восковые фигуры, выставленные на солнце.
— Вот как выглядел Двор в те дни, когда я владела Камнем, — сказала она. — Они держали пленников вон в том углу; если присмотреться повнимательнее, то все еще можно найти их зубы. Я рада, что селки убрали весь этот мусор.
— Тогда зачем ты принесла его обратно?
— Мне нужно на что-нибудь сесть. Земля, может, и годится для смолбоев, но не для таких респектабельных дам, как я.
Она рассмеялась. Пазел этого не сделал. Женщина пожала плечами и направилась к скамейке.
— Давай перейдем к делу, — сказала она. — Время остановилось за пределами Двора, но оно идет для нас с тобой — и для них, особенно для них. Следи за огнем.
— Что ты имеешь в виду? Каким огнем?
— Тем, что прямо за тобой.
Он обернулся: менее чем в пяти футах от него стоял железный котел на трех крепких ножках. Внутри злобно потрескивало несколько маленьких поленьев. Дым поднимался прямо, как отвес, к небесам.
— Огонь — это наши часы, — сказала она. — Мы можем говорить, пока он горит, и не дольше. Подойди и сядь рядом со мной.
Пазел остался стоять на месте. Волшебница посмотрела на него с некоторым раздражением.
— Я не какой-то затаившийся дух, мальчик. Я не шпионила за вами обоими. Немного ее знаний и эмоций доходило до меня, но слабо, как шум сквозь стену. Иначе я бы вообще ничего не знала о ней.
Лгунья, подумал он. Вслух он спросил:
— Где они?
— Глубоко в земле, — сказала Эритусма, — и ты должен этому радоваться, потому что, если бы они были где-нибудь еще, было бы невозможно то, что мы делаем.
— А что именно мы делаем?
— Таша испытывает мучения, которые возникают, когда часть тебя самого покидает плоть. Рамачни и лорд Арим ее защищают. А я… я душа без тела, душа, которая семнадцать лет пряталась в теле Таши, глухая и немая. Я не могу поговорить ни с Рамачни, ни с селками, ни с несколькими другими жизненно важными союзниками, которых Вороны еще не убили. И, что вообще сводит с ума, с Ташей. Но сегодня вечером — и только сегодня вечером, — я свободна поговорить с тобой. Чтобы помочь нашему делу, если смогу.
Она ущипнула себя за руку:
— Конечно, эта плоть — иллюзия. Я могу управлять иллюзией даже без тела, в этом исключительном месте.
Пазел медленно подошел к скамейке:
— Я не верю, что ты часть Таши.
— Как и я.
Он почувствовал прилив облегчения — но тут волшебница запрокинула голову и громко рассмеялась.
— Нелепая идея! Конечно, Таша — часть меня. Только крошечная часть, срезанная с раскидистой виноградной лозы. То, что у девушки есть тело, и то, что я уничтожила свое, на которое ты сейчас смотришь — чтобы спрятаться в ней от своих врагов, — это мелочи, не более того.
— Ты пыталась украсть тело Таши, — сказал Пазел, ненавидя ее. — Я наблюдал за всей этой треклятой борьбой. Ты царапала ее изнутри, пытаясь выбраться наружу.
— Нет, Пазел. Таша умоляла меня выйти.
— Что?
— Через несколько часов после того, как она убила Аруниса. Во сне и наяву, в мыслях и мечтах. Она знает, что я должна вернуться
