здесь делает. Он задохнулся, ощущая будто кто-то засыпал угольный пепел со старой печки ему в горло. Откашлявшись, он принялся себя ощупывать. Человек бегал пальцами по всему телу, хлопая себя, в поисках ответов. Наконец, ударив себя по правому плечу, он ощутил в душе испепеляющую тоску.
Он вспомнил своё имя, своё настоящее имя, что тут же сорвалась из глубины его затуманенной памяти, а сам мужчина вновь стал лишь Балдуром. Прозвав себя этим именем, отбросив все попытки, он подошел к яблоне, где его сумел удивить этот прекрасный и ужасающий мир.
Молодой мальчик лет восьми, так ему показалось, держал в одной руке плетеное лукошко, а другой пытался дотянуться до единственного спелого плода. Вскоре мальчик поставил корзинку и полез вверх. Он не обратил внимания на человека, и кряхтя себе под нос, карабкался по сухой коре, пока одна из них не выдержала вес ребенка. Балдуру показалось, что это не впервые, когда он так падает. Он приблизился к нему и без труда сорвал спелое яблоко. Мальчик посмотрел на него и подставил своё пустое лукошко.
— Спасибо, дяденька, слава дому твоему.
— И тебе не хворать, юнец, — бросил он плод в лукошко.
Тут Балдур смог рассмотреть его получше. На самом деле мальчик выглядел на восемь лет, но был чересчур худ и слаб для своего возраста. Мальчик довольно посмотрел на содержимое своей корзинки и бросил напоследок: «Бывай, дяденька», — и насвистывая отправился прочь.
Балдур оглянулся, вокруг никого не было, лишь алое зарево и бесконечное поле жгучей травы. Не виднелись силуэты деревень, хуторов, откуда бы он мог прийти. Высокие башни городов навеки растворились в беспроглядном тумане. Мужчина посмотрел на яблоню, что лишилась последнего плода и, задумавшись, выкрикнул.
— Юнец, ты куда путь держишь?
Мальчик остановился.
— Домой, куда же еще?
Балдур обошел яблоню, что сбрасывала свои последние листья:
— А где твой дом?
— У такого же дерева, как вот это вот, дяденька. А ты, собственно, чего такой любопытный? Я тебя тут раньше не видовал, дяденька. Сам-то кем будешь?
— Гость, судя по всему, — задумался Балдур. — Так как земли эти называются, кто в князьях этой вотчины?
— Нет у нас ни князей, ни вотчин. Есть только я и яблони, вот и хожу каждый день собираю что получится и жду.
Балдур не хотел продолжать разговор. Он знал, что всё это лишь дурной сон, очередной трюк его сознания. Шаг назад, который он сделал, готовый вернуться в свою реальность, вырвал из его уст еще один вопрос. Вопрос, которого он сам и не ожидал.
— Чего ждешь?
Мальчик повернулся, и насупился. Он положил лукошко на землю, что моментально утонуло в высокой траве.
— Не чего, а кого, и это не твоё дело, дяденька. Когда он придет, то меня обязательно заберет отсюда. Ведь он меня любит, а я его. Пока что велено мне собирать по яблоку в день, с каждого дерева, так я могу насытиться дожидаясь.
— Может, я тогда тебе помогу? Соберем как можно больше яблок, сочных, наливных, чтобы ждалось вкуснее.
Мальчик резко улыбнулся, но на полушаге отступил, и сдвинув брови, заявил:
— Не-а, дяденька. Сначала назови свое имя.
Мужчина улыбнулся и ответил…
***
— Балдур? Балдур! Да очнись ты!
Грубый и приглушенный шепот Сырника вывел из его из транса. Человек протер глаза и уставился пустым взглядом на свою тарелку, с разбросанными повсюду кусками хлебных корок.
— Что с тобой происходит? — вновь прошептал Сырник. — Какого выпердня меня посадили на этот убогий стул? Я чувствую себя как дитё. А ты знаешь, как я не люблю, когда меня принижают из-за размера. Давай я лучше к тебе на плечо, а Балдур? Эй! Ты слышишь меня?
— Слышу, — сквозь зубы процедил тот. — Не вопи, на нас и так вся местная братия смотрит. Жрать хотел, вот и сиди,
