— Он меня. Но я… наверно, я дала повод. Поэтому я себя не оправдываю. И он…
— Не надо его защищать, — скривился Моцарт. И в этот раз не от боли. Не от той, что мучила его в боку.
Телефон, что он так и держал в руке, снова требовательно затрезвонил. Моцарт посмотрел на экран.
— Прости! Я должен ответить.
Да, пожалуйста! Взмахнула я руками. Когда я была против!
— Да… Что?!.. Я понял! — он посмотрел на часы. Отключился. И так же медленно, как садился, встал.
И вот теперь схватился рукой за бок. Всё так же прихрамывая на правую ногу, подошёл ко мне. Обнял.
Шумно вдохнул мой запах.
— Спасибо! — поцеловал в макушку.
— За что?! — вырвалось со стоном. Ноги подкашивались от его близости. Он здесь. Он рядом. Он…
— За всё, — скользнула его ладонь по моей спине.
Нет, нет, нет! Не отпускай меня! Не отпускай, пожалуйста! Вцепилась я в него двумя руками. Только не сейчас.
— Не уходи, — прошептала я, прижимаясь к его груди и едва сдерживая слёзы. — Пожалуйста, не уходи!
— Я должен, — провёл он губами по моему лицу. Собрал ими слезинку. — Не плачь! — и убрал руки.
— Это что, кровь? — с ужасом уставилась я на тёмное пятно справа под рёбрами на его серебристом свитере.
— Ерунда, — отмахнулся он и остановился у двери. — Я там добавил пару деталей в твою схему, — показал в сторону библиотеки. — Думаю, теперь картинка будет полной.
— Серёж! — кинулась я за ним, но он остановил меня рукой.
— У нас через четыре дня свадьба. Говорят, так принято: жить до неё поврозь. Чтобы жених случайно не увидел платье. И что там ещё? — улыбнулся он. — Я поживу пока в гостинице, а ты оставайся здесь. Хорошо?
— Нет! — всхлипнула я. И, как ни старалась, проклятые слёзы текли. — Я не верю в дурацкие приметы!
— А я верю. Встретимся, — он подмигнул и вышел.
Дверь хлопнула. Я вздрогнула. У ног заскулил Перси.
Я подхватила его на руки. Что же делать? Что делать? Бежать следом? Оставаться?
Я не понимала, что чувствую. Кроме огромной зияющей дыры, что словно расползалась теперь в груди и пустоты, что стала вдруг такой зловещей в этой огромной квартире.
Господи, как же всё сложно! Как же с ним всегда всё сложно!
Про какие ещё детали, чёрт побери, он сказал?
Я открыла дверь в комнату, куда с тех пор как начала складывать здесь свою схему, Перси не пускала. Поставила его на диван и опустилась на колени.
Под фамилией Семёнов было написано «+Руслан Кретов» и стрелочка к Фонду Моцарта.
А от фамилии Шахманов шла жирная стрелка к Сагитову.
Шахманов связан с дядей Ильдаром? А кто такой Кретов?
Я открыла блокнот.
— Чёрт, чёрт, чёрт! — листала исписанные листы, но ничего не находила.
— Собирайся! — сказала я Перси, наблюдающему за мной с дивана, словно в этом был смысл. — Мы поедем за ним и вернём домой. Даже если он уже казнил Ивана, плевать, — достала я их кармана телефон, — поедем на такси.
Но Иван ответил. И выглядел не спокойнее, но и не взволнованнее, чем обычно, когда открыл дверь машины.
«Моцарт ничего ему не сказал? Ведь он не мог его не видеть?» — недоумевала я.
Но заставленная машинами с мигалками площадь перед зданием «MOZARTa» заставила меня забыть обо всём остальном.
— Что происходит? — уставилась я в окно.
— Облава, — показал мне Иван на чёрную машину, у которой мы остановились.
И я сначала прочитала белую по красной полосе надпись: «ПРОКУРАТУРА РОССИИ», а потом увидела её — женщину в синей форме с погонами.
— Моцарта же не должно было быть в городе. Они знали?
— Думаю, именно на это они и рассчитывали, — задумчиво сказал Иван. — Но тебе здесь делать нечего.
— Нет! Выпусти меня! — дёргала я заблокированную ручку двери, когда машина поехала. — Моцарт ранен!
— И чем ты ему поможешь?
— Ничем… — осеклась я.
— Что он тебе сказал? — перекрикивал Иван лай Перси, что явно был на моей стороне.
— Оставаться дома.
— Тогда слушайся! — вывернув руль, нажал он на газ.
И последнее, что я видела из отъезжающей машины, припав к заднему стеклу, как Прокурор города Ирина Борисовна Артюхова что-то поясняет одетому по форме дяде Ильдару и провожает нас глазами.
Глава 31. Моцарт
— Привет!
Мой голос, уставший и хриплый, гулко отразился от стен пустого помещения.
Но она его узнала и вздрогнула. Не явно. Не так, чтобы прямо подпрыгнула. Но прямая спина прокурора города напряглась. И вздох застыл в груди.
Уже разъехались машины. Уже разошлись юристы. Уже отпоили корвалолом главного бухгалтера и подняли с пола раскиданные папки. А Ирина Борисовна всё стояла в огромном пустом зале, словно боясь пошевелиться, и смотрела в одну точку.
Я и сам, признаться, не ожидал, что вместо серверной останется лишь куча торчащих из стен проводов. А опенспейс, аквариум, где, каждый за своей перегородкой, работали программисты и прочие технические спецы, заставленный 3D-принтерами, компьютерами, столами, стульями и кулерами, станет похож на бункер с серыми бетонными стенами, дырами от розеток и зловещей пустотой. Но именно этот постапокалиптический пейзаж застал доблестную прокуратуру, приехавшую в здание «MOZARTа» с обыском.
Как я и думал, в прокуратуре не оставили без внимания «детальки», что попали им в руки. И они точно знали, что и где искать. Только немного не успели.
Великая прокураторша развернулась на каблуках.
— Моцарт, — кивнула она.
— Да, дорогая… Ирина Борисовна, — привалился я плечом к стене.
Тошнило. И слабость давила такая, что хотелось лечь на пол прямо здесь. Но я не мог себе этого позволить.
Она горько усмехнулась.
Я улыбнулся, глядя, как она чеканит шаг, подходя ко мне.
Слова были лишни. Хотя она могла бы с недоумением воскликнуть: «Ты в городе?» Я притворно удивиться: «А где же мне быть? А что вы тут делаете?». Но кому был нужен этот спектакль, когда мы стояли одни. Когда она подошла так близко, что я чувствовал знакомый запах её духов. Видел, как бьётся венка на виске.
И к пустоте, что зияла в душе после Женькиных слов вдруг добавилась тоска. Вливаясь расплавленной лавой, жидкой ядовитой ртутью она душила, душила, душила.
Ирка ткнулась лбом в моё плечо.
«Прости!» — рвалось из груди. Прости меня за твоё фиаско.
