Возможно, в книге моей жизни больше не будет любовных строф. Возможно, ее сюжет давно был продуман. Может быть, я подписала контракт, сама того не зная, и теперь буду рабой изложенных в нем условий, пока не истечет срок. А возможно, я была создана без заранее намеченной цели, и моя жизнь как фристайл в хип-хопе: цепь случайностей, изменчивая по своей природе, как капризная погода. А возможно, есть общий рисунок, но время от времени между заготовленными строфами вставляются импровизированные строчки, чтобы разнообразить и оживить повествование или сделать его более пронзительным. Может, я и есть такая импровизация? А Эрика — просто имя, просто слово? Был ли и Миха просто словом?
Но ответы не приходили, и со временем Эрика смирилась с неведением. Приняла тот факт, что в мире есть вопросы, на которые, наверное, никогда не найти ответы. И в этом смирении и неведении она нашла для себя определенное благо. Она еще полюбит в этой жизни, но никогда так полно, как в первый раз. Больше не будет сиреневой дымки. Миха стал для Эрики первым во всех смыслах и навек останется для нее несравненным и самым дорогим. И сейчас, сидя на скамейке, она вспоминала,как они ехали рядом в поезде и голова ее покоилась у него на груди. VI она ощущала покой и счастье в самый разгар вечного поединка между Безупречным и Ганнибалом, которых окружала ликующая толпа.
Огни зажглись, занавес поднялся, зрители замерли в ожидании: Безупречный вышел на сцену с микрофоном в руке; за спиной диджей, сердце колотится, разум пылает. Это финальное выступление на вручении премии «Соре», через два часа после выхода Ганнибала, через два часа после пережитого позора. И сейчас он сомневался: чем ответить, какую песню исполнить. Толпа знала, чего хочет: «Бычий отстой», — скандировал зал. «Бычий отстой», —злорадно усмехнулся Безупречный про себя. Слова Ганнибала еще преследовали его, их яд еще не перестал жечь. Он не планировал исполнять эту песню. Но мог дать публике то, чего она жаждала, мог добавить импровизаций в духе фристайл-баттлов, жестких, резких — еще жестче, чем обычно. Но тогда их вражда будет длиться бесконечно. А когда закончится? Никогда не закончится, никогда. Но с ней надо покончить, прямо сейчас. Нельзя, чтобы весь смысл сводился к этому. Он хочет значить больше и сделать больше. Он должен... должен... Безупречный принял решение и обернулся к своему диджею: тот стоял один, Томми больше не было рядом. «Послесловие», — попросил он. Диджей подтвердил, и заиграл бит. Сначала толпа зароптала, но после первой строфы стихла в напряженном внимании.
Безумец для одних — для других мученик.
Но убийство есть убийство, и бойня есть бойня.
Слишком много матерей и сыновей
Стали жертвами политики и Идеи.
Снова политика во главе угла,
И скоро нас ждут свежие могилы.
Невинные гибнут,
Отвечая за чужую вину.
Богачи делят власть,
Отправляя бедняков на свою войну.
Военная мощь марширует,
Мир — площадка для игр
Адептов Марса, и военное положение
Результат псевдомирного плана Маршалла [21],
Раз уж доктрину Монро [22] похерили.
Они хотят понатыкать жучков во все дырки,
Превратив мир в паутину проводов.
Ваши телефоны давно на прослушке,
А скоро на горшке не посидишь спокойно:
Они и дерьмо хотят держать под контролем,
Скоро даже чек не дадут обналичить,
Пока не проверят сетчатку и отпечатки.
Раньше на плече ставили клеймо,
Теперь вживят микрочип с номером.
Еще осталась свобода слова,
Но лишь в виде ссылки на пятую поправку [23].
Наших детей учат в школах,
Что Кремль сдался и сложил оружие,
Но ЦРУ нужен враг, чтоб себя оправдать,
Терроризм теперь вместо коммунизма,
А Джон Эшкрофт [24] новый Маккарти.
Издевается, мерзавец, над нами,
Его агенты следят за нами,
Они уже и меня допрашивали:
Вы террорист или были им когда-либо?
Оказывали содействие террористам?
Любите Президента?
Поддерживаете Конгресс?
И я в ужасе, потому что перестал понимать,
Кто же такие для них террористы.
Пресса говорит: если ты не с нами,
Значит, ты враг, ты с террористами.
Но я не бомблю больницы, детей не калечу,
Самолеты с небоскребами не скрещиваю,
Чтобы в жизнь провести свои законы.
Я вижу ясно сквозь пелену вашей ереси —
Вот ваша правда: пусть все взлетит на воздух,
Только бы взлетели ваши рейтинги.
Расти, бюджет ЦРУ, расти, власть ФБР,
Все на защиту отечества!
На свободу теперь нужна их санкция,
Потому что пришла новая эпоха,
В ней фашизм фетиш; но я должен сознаться,
В фирменных шмотках здесь кидая понты:
Часть меня, как прежде, мечтает остаться
В рабстве у великой американской мечты,
И если скажут мне, что это лицемерие,
Я отвечу одно: я сторонник
Американских идеалов, но я жертва реальности.
Я реально хочу достучаться до причин,
И пока не постучу в ворота смерти,
До предсмертного вздоха я буду бить вас словом,
Пока не вгоню им вас в могилу.
На этом он закончил, и бит затих, свет уступил место тьме... и во тьме Ганнибал смотрел, как Безупречный покидает сцену в последний раз. И в душе восхищался его талантом, и умом понимал, что не может его превзойти; Ганнибал верил, что однажды сможет, и знал, что однажды их поединок завершится. «Однажды, — сказал он себе с улыбкой... — но не теперь».
ПОСЛЕСЛОВИЕХочу поблагодарить маму за свое сердце, отца за свой ум, а Создателя за то, что мои сердце и ум живут в полном согласии. Не могу найти слов, чтобы выразить ту огромную признательность, которую я испытываю к моей матери Венере: она пошла на многие жертвы ради меня. Я обещаю ей, самой трудолюбивой женщине из всех, кого я знаю, — у нас скоро будет большая кухня с «островком посередине», как ты мечтала. Выражаю глубокую признательность самым близким: Мишель, Дженис и Джею — респект тебе, Джей, за то, что стал первым врачом в семье. Огромный привет дяде Микки, Ломали и ее компании — особенно Кимми: спасибо, что с таким вниманием читала мою книгу на ранних этапах.
