Можно было бы продолжить приведение примеров, но и сказанного достаточно, чтобы утверждать, что Генрих IV, не осмеливаясь признать, что затеял общеевропейскую войну с целью завладеть чужой молодой женой (которой он к тому же, возможно, приходился свекром), официально заявил о своем намерении сокрушить мощь австрийских и испанских Габсбургов. В действительности же он был целиком во власти своего маниакального стремления во что бы то ни стало завладеть Шарлоттой, принцессой де Конде.
Что касается положения дел внутри страны, то к весне 1610 года оно стало угрожающим. Бюджет на текущий год был составлен, учитывая предполагаемые военные действия, с дефицитом. Работы по строительству дорог большей частью пришлось остановить. Мало того что были введены дополнительные налоги, так еще предполагалось снизить реальное достоинство монеты, чему воспротивился даже Парижский парламент, обычно такой послушный. В сентябре 1609 года Генрих IV направил в эту высшую судебную инстанцию распоряжение заседать до тех пор, пока не будут одобрены все королевские эдикты. В своем ответе парламент сообщал, что большинство его членов разъехалось по домам и оставшееся меньшинство неправомочно принимать решения. Вдобавок ко всему поползли слухи, что гугеноты замышляют грандиозную резню католиков, и Генрих IV оказался бессилен провести хотя бы расследование по этому делу. Вместо этого он пытался задобрить протестантов, назначая их вождей на командные должности в армии. Куда более опасным было недовольство католиков, уверенных в том, что король собирается начать войну с целью сокрушить католицизм в Европе.
Королевские министры Вильруа и Жаннен, люди осмотрительные и весьма опытные в политике, были серьезно озабочены планами Генриха, которого поддерживал лишь Сюлли, страстно ненавидевший Габсбургов. По их мнению, надвигалась катастрофа. Международная ситуация была угрожающей, а у Франции не было надежных союзников. Страна лишь девять лет пользовалась благами мирной жизни и, несмотря на весь административный талант Сюлли, еще не в полной мере восстановила свое могущество. Хотя французская армия была достаточно сильной, инфантерия Габсбургов ее превосходила. Суммарные ресурсы Испании и Австрии намного превосходили мощь Франции, и это не считая того, что император мог рассчитывать на поддержку большинства германских князей. Встревожился даже и сам Генрих, обычно такой беззаботный. Он плохо спал и потерял аппетит. Вместе с тем ситуация не была столь уж безвыходной, а широкомасштабная война — неизбежной. В сущности, все зависело от решения одного человека — короля Франции Генриха IV. Но он уже закусил удила и не мог думать ни о чем ином, кроме прекрасной Шарлотты Конде, в последние дни своей жизни начисто утратив, по справедливому замечанию Ришелье, способность различать добро и зло. И все же Франция была спасена от грядущей катастрофы, однако спасение пришло оттуда, откуда меньше всего ждал и желал получить его Генрих IV.
Кинжал Равальяка
1610 год начался с дурных предзнаменований. Луара вышла из берегов и причинила огромные опустошения. На память приходило, что такие же зимы предшествовали гибели Генриха II и Генриха III. Вспоминали пророчество знаменитого астролога Руджиери, который во время свадьбы Франциска II с Марией Стюарт представил Екатерине Медичи магическое зеркало, в котором она увидела один за другим лица троих своих сыновей, а затем — юного принца Генриха Наваррского. При появлении каждого лица зеркало совершало определенное количество оборотов: полтора оборота, когда возник образ Франциска II, четырнадцать — Карла IX, пятнадцать — Генриха III и двадцать один — принца Наваррского. Эти числа в точности соответствовали продолжительности предыдущих царствований, и теперь легко можно было сделать вывод, что правление Генриха IV закончится в 1610 году.
В течение двух-трех последних лет множилось число сочинений, призывавших к тираноубийству. Проповедники обвиняли короля в излишней терпимости к гугенотам и публично называли его врагом католической религии. Хотя Генриху исполнилось всего лишь 56 лет, он, истощенный всякого рода излишествами, с поседевшими шевелюрой и бородой, с изможденными чертами лица, терзаемый подагрой, выглядел старцем лет семидесяти
При этом Генрих IV, хотя временами и ощущал физическую усталость, не придавал большого значения предсказаниям и предзнаменованиям, с сарказмом говоря, что на протяжении вот уже тридцати лет ему ежегодно предрекают смерть. Зато он не мог игнорировать очевидные признаки недовольства, зная, что его военные приготовления крайне непопулярны как во Франции, так и в Европе. Наносивший ему частые визиты папский нунций сообщал, что папа неодобрительно относится к намерению французского короля обречь Европу на военный пожар. К началу мая 1610 года Генрих был готов к войне. 30 тысяч инфантерии и шесть тысяч кавалерии было сосредоточено близ Шалона в полной готовности двинуться на Клеве, где, как ожидалось, десятитысячная армия Евангелической унии готова была присоединиться к французам. 15 тысяч человек под командованием Ледигьера, расквартированных в Дофине, были готовы помочь герцогу Савойскому завоевать Милан. 14 тысяч под предводительством Ла Форса, собранные в Наварре, готовились перейти через Пиренеи, чтобы соединиться с восставшими коммунами Арагона и Каталонии для совместной борьбы против испанского короля. Весьма впечатляющая военная мощь готовилась нанести удар по противнику с различных направлений, однако испанцы тоже не сидели сложа руки: их двадцатитысячное войско было сосредоточено в Нидерландах и еще 30 тысяч солдат размещались вокруг Милана. Филипп III мог положиться на них и потому рассчитывал на победу.
Генриху IV доставляло беспокойство отсутствие надежных союзников. Правда, он надеялся, что при первых же его успехах слишком осторожные друзья отбросят прочь свои сомнения. Он рассчитывал на их военные амбиции, не исключая даже и того, что перспектива территориальных приращений за счет Испании подвигнет самого папу римского присоединиться к атаке на Габсбургов. Однако словно в противовес этим надеждам Генриха резко обострилась ситуация внутри королевства. Никогда еще он не был столь непопулярен у себя дома. Народ открыто выражал свое недовольство ростом налогов. Генрих утратил любовь подданных, поскольку мотивы его действий были дискредитированы. Что бы ни писали впоследствии историки, пытаясь оправдать его поведение, несомненно, что большинство французов было уверено: их король затеял войну с единственной целью — добиться выдачи сбежавшей от него девицы.
Католики были встревожены действиями короля, которые представлялись им прямой угрозой католической церкви. Влияние радикального католицизма возросло. Опять, как и во времена Лиги, началась агитация против Генриха IV. Его страстное влечение к принцессе Конде открыто осуждалось. Тот факт, что во главе королевских армий стояли почти исключительно протестанты, служил поводом для ожесточенных нападок на гугенотов. Католические проповедники, критиковавшие короля, ставили его в тупик неразрешимым парадоксом: если, как утверждают гугеноты, папа — Антихрист, то как быть с отпущением грехов Генриха и законностью его брака? А главное: кто является дофином, законным наследником престола? Впервые король утратил контакт со своими подданными. Опять заговорили о священном долге тираноубийства. Только устранение Генриха IV могло предотвратить (или, как впоследствии оказалось, отсрочить) большую войну, и для осуществления этого было достаточно фанатиков, готовых пожертвовать собственной жизнью. Временами на короля, осознававшего нависшую над ним угрозу, нападал страх, но он уже не мог пойти на попятную.
