— Например?
— Ты помнишь, когда впервые принимала ванну?
К этому вопросу я была не готова. Да ладно — даже если бы и была, не знала бы, как ответить.
— А я помню. Как впервые был в кино. Как впервые ел мексиканскую кухню. И мороженое. Целовался. Пил текилу. Фотографировался. И принимал ванну. Впервые за всю жизнь.
— Я помню, как я впервые целовалась, — пробормотала я.
— Не сомневаюсь, Кэт. Но я помню все так хорошо, потому что произошло это всего за две недели.
— Стоп, погоди. Тебя что, двадцать лет держали в подвале? Потому что даже в монастыре есть библиотека.
Он ожидал этого вопроса, как я ожидала, что ответа не будет. Это оставалось висящей в воздухе тайной деревушки Миррен, в которую я не горела желанием совать нос.
— Считай, что так. Но двадцать лет я едва знал, что терял, а теперь увидел в полной мере. Возвращение назад просто убило бы меня, и потому я предпочел, чтобы меня убил он.
— В смысле?
— Я уговорил Демона подарить мне более широкие перспективы. А он согласился, потому что ему это ничего не стоило.
— Вот так неромантично? — улыбнулась я.
— Вот так неромантично. Он сразу предупредил, что я не смогу с ним остаться, а мне это не было нужно. Мы просто использовали друг друга: он не скучал три недели в этом вшивом городишке, а я получил весь мир и новые коньки.
— Не поняла?
— И еще кто-то говорит мне про библиотеки… — фыркнул он. — Короче, он сделал это и уехал, а я отправился в свое путешествие в одиночку. Демон сказал, что у меня все получится, и возможно, когда-нибудь мы снова встретимся. И он был прав… все у меня получилось.
Зак замолчал, но последняя фраза звучала будто неоконченная. Или будто он сомневался в том, что сказал. Или будто сам в это не очень-то верил.
— Знаешь, — сказала я наконец, — мне показалось, что ты не больно был рад его видеть.
— Чушь, — ответил он резко.
— Не чушь. Демон-то выглядел, будто готов схватить тебя в охапку и зацеловать до полусмерти. А ты — будто собрался сбежать. Что чуть и не сделал, как только увидел этого Майка Нормана. Извини, но это не сильно похоже на встречу двух добрых друзей.
— Я не собирался сбежать! — ответил он, почти не уменьшив резкости. — Я просто… а, черт, я просто не ожидал, что у него вообще может быть сателлит. Он всегда говорил, что даже детей надолго не выдерживал и уж конечно, о сателлитах не было и речи. Представь, что кто-то толчется рядом дни и ночи напролет три-четыре сотни лет, и тебе некуда деться… От детей можно избавиться, отослать их, да они и сами рано или поздно уходят. Но сателлит — это слишком близко.
— Если я правильно поняла, тебя заело, что тогда он не предложил тебе это место?
— Думай что хочешь, но я и своим местом доволен. Я даже рад, что этого не произошло, потому что… в то время я не смог бы отказать ему и никогда бы не стал тем, кто я есть. Чего бы ты там ни навоображала, ничего особенного между нами не было.
— Так уж и ничего.
— Ну, того, чего надо, не было. — Зак сделал паузу. — А без этого такая связь бессмысленна… Просто, узнав про м-м… Нормана, я подумал, что Демон сильно изменился, а мне нравилось то, что я о нем помнил. Но в результате оказалось, что ничего не изменилось, и это меня нисколько не огорчает.
«И все равно тебя заело», — подумала я, но вслух только спросила:
— Значит, Майк Норман — не сателлит Демона?
— Почему же нет? Именно так.
— Но ты сказал…
— Сестренка Кэт, хозяин и его сателлит — это перфекшн. Идеальная семья, в прямом смысле, до гроба. Сателлит — самое близкое существо, гораздо ближе, чем детеныш, потому что дети уходят, а он уйти не может. — Зак снова улыбнулся той самой улыбкой. — Физически не может. И в идеале — не хочет. Ведь в идеале между ними должно быть полное взаимопонимание…
— А между Демоном и Майком Норманом все не так? Ты это имеешь в виду?
— Я имею в виду, что у Демона относительно этого парня есть план.
— И какой же?
— Он меня в него не посвящал, да я и не интересовался. Я узнал все, что хотел.
— Ага.
Это «ага» было машинальным, потому что у Зака снова началось кровотечение. И гораздо сильнее, чем раньше. Он сполз на пол, на колени, прижимая к лицу комок салфеток, но это помогало мало. Вернее, не помогало совсем.
— Блин, — прошептала я, — выглядит хреново. Что нам делать?
— Нам — ничего, — огрызнулся он на меня из-за окровавленного комка, и я снова увидела страх в его глазах. — Я в порядке, сейчас все прой…
— Ни фига не хорошо — ты теряешь кровь, а вдруг сожрешь меня? Вот что, я съезжу в «Кровосток», возьму тебе немного горючего… мало ли что.
— Уймись, Кэт, светает уже. Какой на фиг «Кровосток»? Все прошло, иди спать и не строй из себя Флоренс Найтингейл.
Я посмотрела — действительно. Вроде бы. Зак поднялся на ноги, прихватив с собой одеяло, подушку и новую пачку бумажных полотенец, и побрел в ванную — даже при задраенных дотемна окнах ему было некомфортно спать в комнате.
— До вечера-то не помрешь?
Он снова огрызнулся через плечо, как в старые добрые времена. Я была этому даже рада, потому что правда испугалась, и это чувство было мне неприятно.
Как стемнело, я едва разлепила глаза, не глядя плеснула на лицо воды и все же решила проехаться в клуб. Зак спал — он был в порядке, по крайней мере, на вид, и только глубже закопался в одеяло от пущенной в приоткрытую дверь полоски света. Это вдруг так резко напомнило мне картину из мародерского прошлого, что руки свело судорогой. Будто я до сих пор сжимаю ружье, прицеливаюсь и бам… Не знаю… не понимаю, что изменилось. Не представляю, как это могло мне нравиться.
Кроме контингента, «Кровосток» ничем не отличался от любого другого клуба. Хотя чего греха таить — не отличался он и контингентом. Охранником был квадратный юноша в жилетке из проклепанной кожи, из тех, кто в старших классах трясет малолеток на карманные деньги. Судя по роже, он изнывал со скуки, тоскливо поглядывая сквозь приоткрытую дверь на танцующую толпу.
— Привет! — сказала я. Он бросил на меня изумленный взгляд, и только сейчас я заметила на блузке пятна засохшей крови. Но оправдываться даже не собиралась — пусть думает, что у меня такой стиль. — Мне нужен босс, проводишь?
— Как представить? — спросил он на удивление тонким голоском для своего телосложения. Интересно, не поет ли он по выходным в церковном хоре?
— Кэтрин Форбс.
Его глаза стали круглыми.
— Третья?.. — прошептал он почти с благоговением. Ну надо же, мать твою, какие-то придурки уже сделали из нас культ.
