Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
Шло время. Для Богуслава Радзивилла наметилась выгодная партия – брак с принцессой Марией, дочерью покойного лидера Нидерландов. Анна Радзивилл в сердцах обратилась к польской королеве: раз так, найдите мне мужа! Королева Мария-Людовика, дама хладнокровная и много повидавшая, на сей раз расчувствовалась и стала играть роль свахи. После чего руки и сердца Анны (между прочим, самой богатой невесты Речи Посполитой) стали добиваться лучшие из лучших. Но… она сравнивала их со своим двоюродным дядей и отвергала. Наконец стало очевидно, Анне и Богуславу не жить друг без друга!
Религия была для князя Богуслава важнее национальности, любовь оказалась важнее религии. Радзивилл просил у главы лютеранской церкви разрешения на брак, но протестанты были непреклонны. И тогда случилось невероятное: Радзивилл обратился за помощью к папе римскому. И тот дал разрешение на брак Богуслава и Аннушки. Увы, это не принесло им счастья. Анна Радзивилл через год после свадьбы умерла при родах, князь Богуслав тосковал по ней и скончался, прожив лишь 39 лет. А через столетия предстал перед читателями романа «Потоп» в искаженном облике. Что же, и на Нобелевского лауреата бывает проруха!
А в далеком 1660 году князь Богуслав в политических хитросплетениях поддерживал своего близкого родственника – курфюрста Бранденбурга Фридриха-Вильгельма и старался убедить русских, что курфюрст не враждебен России.
Посланец князя Радзивилла, Николай Поремский, был учтив, словоохотлив. Объяснял князю Хованскому:
– Ваше сиятельство! Угроза Варшаве, которую вы создали, изменила равновесие сил и привела к переменам в европейской политике.
Иван Андреевич гордо взглянул на Поремского. Тот продолжил:
– Поляки поспешили заключить мир со шведами.
– То мне ведомо, – ответил Хованский.
Да, князю уже было известно о заключении польско-шведского договора. Заметим, что помогла этому внезапная смерть короля-полководца Карла Густава. Еще в январе 1660 года на похоронах одного из членов королевского совета Швеции его величество сильно простудился. Врачи встревожились, обнаружили воспаление легких, а король, игнорируя опасность, продолжал работать. Как говорится в песне о совсем другом монархе, «но смерть была коварна, его подстерегла…». В феврале неудачливый воздыхатель бывшей королевы Христины скончался в 37 лет.
Христина пережила его почти на тридцать лет. Она определяла своей резиденцией то Рим, то Париж, среди ее любовных увлечений – племянница Мазарини, Мария Манчини (за право разделить с ней ложе бывшая королева соперничала с его величеством Людовиком XIV) и итальянский кардинал Аццолино. Когда очередной любовник, маркиз Мональдески, посмел изменить стареющей Христине, та убила неверного в порыве гнева и никто не решился судить ее.
Христина покровительствовала поэтам, неудачно баллотировалась на польский престол, после того как старый Ян Казимир отрекся от короны. В общем, жила весьма насыщенной жизнью.
Впрочем, князю Хованскому и шляхтичу Поремскому в тот вечер было не до какой-то Христины. Они вовсе не упоминали о ней. Зато говорили о том, что в феврале король-воин умер, а в мае в Оливском монастыре близ Данцига по воле регента шведского королевства, графа Магнуса Габриэля Делагарди, был заключен мир между поляками и шведами. Хотя поляки уже изгнали шведские войска из своей страны, они пошли на серьезные уступки. Во-первых, признали наконец права Швеции на Лифляндию и Ригу (отвоеванные, впрочем, у Польши королем Густавом-Адольфом еще десятки лет назад). Во-вторых, польский король Ян Казимир, сын покойного шведского короля Сигизмунда, отказался на вечные времена от прав на шведскую корону и обещал себя больше не титуловать королем Швеции. Реальной была уступка за счет герцогства Курляндского – шведы передвинули лифляндско-курляндскую границу на пару десятков километров. В свою пользу, естественно.
– Единственная уступка шведов заключалась в том, что они освободили курляндского герцога Якоба из темницы, – заметил Поремский.
Князь Хованский дал знак, холоп Ивашка щедро налил Поремскому в кубок трофейного вина. Поляк между тем перешел к главному:
– Теперь вся польская армия может воевать с Русью. А эта армия не мала. На вас идут с войском литовский гетман Ян Сапега и воевода русский Стефан Чарнецкий[67].
Услышав, что придется воевать с лучшим полководцем Речи Посполитой, Хованский встревожился, но внешне ничем этого не показал. А пан Поремский продолжал говорить то, что велел князь Богуслав Радзивилл:
– Король написал письма во все поветы о созыве шляхетского ополчения. Велено собираться всем, а кто не пойдет, того приказано сечь, как изменника, а поместья отбирать. А вот князь Богуслав Радзивилл и курфюрст прусский, хоть и считаются союзниками короля, воевать с царским войском не пойдут.
Посланник сказал главное: князь Богуслав не воюет и поместья его в Белой Руси разорять не надо. Иван Андреевич понял, что разговор о делах закончен и предложил:
– Время позднее, не пора ли отдохнуть?
Перед расставанием выпили по последнему кубку, пан Поремский прекрасно понимал, что время еще, как говорится, детское, и князь Хованский спешит обсудить новости с советниками. Но это уже совершенно не касалось посланца князя Радзивилла.
Когда шляхтич удалился, Иван Андреевич велел Ивашке:
– Кликни второго воеводу!
Вскоре заместитель князя Хованского, Семен Щербатый, уже слушал своего начальника. А выслушав, тут же сделал вывод:
– Отступать бы надобно. Чарнецкий силен. Да и цесарская армия у поляков в друзьях. Вспомни, мы ведь почему на Варшаву не пошли? Поляков уж не было, когда союзник польский – императорская армия путь нам преградила. У венского генерала Гейстера войско умелое.
Иван Андреевич Хованский вновь рассмеялся:
– Не посмеет Гейстер вмешаться! Я когда с его посланцем, капитаном Розенштейном, говорил, обмолвился, что у меня сто тысяч войска. И напомнил, что царь с его цесарем в мире, а генерала Гейстера против свеев воевать прислали, не против нас.
– Да и без солдат императора у поляков сейчас ратных людей много.
– Тем больше нам чести от победы будет, – возразил князь.
– Лучше бы нам отступить, да с войском князя Долгорукова объединиться. У него ратных людей побольше, чем у нас.
Князь Хованский поморщился про себя: «Мне идти под начало Долгорукова?! Ну нет!» Вслух напомнил:
– Нельзя Брест сдавать, от него на Варшаву наступать можно. Чего боишься? Помнишь, как под Мяделем полякам бока намяли?
На это воеводе Семену возразить было нечего. Ведь просто чудо случилось под Мяделем. Было у польского генерала Николая Юдицкого шесть тысяч войска. А у Хованского многие дворяне-ополченцы на зиму по домам разбрелись, всего две тысячи людей и осталось. Зато надежных. Верили они своему воеводе. Рассказывали друг другу дворяне псковские, что шведы перемирие в Валиесаре заключили, ибо князь Иван Андреевич ихнего Делагардия разбил.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
