«Атака полевых укреплений была назначена на 13 июня и поручена 744-му саперному батальону. Волчья балка и железнодорожная колея позволили в непосредственной близости от батареи подтянуть тяжелую и сверхтяжелую артиллерию. Однако, несмотря на сокрушительный огонь, ликвидировать поверхностную оборону и уничтожить все опорные точки не удалось. В 3 часа утра 3-я рота 744-го батальона, эшелонированная в два ударных отряда, которые, в свою очередь, состояли из двух ударных и одной вспомогательной групп, прорвала без предварительной артиллерийской подготовки проволочные заграждения восточного склона. В это время с севера были подтянуты орудия, обстрелявшие опорные пункты и принявшие на себя сильный обстрел обороняющихся частей. Из-за того, что одно из орудий, предназначенных для поддержки атаки, было установлено чересчур далеко и дым мешал его расчету распознать переднюю линию, атака не развивалась намеченными темпами. Атакующая часть с огнеметом должна была залечь, огнемет был разбит. Тем не менее группе под командованием трижды раненного ротного командира удалось уничтожить стрелявшую зенитку. Два фельдфебеля, принявшие на себя командование саперной ротой, рывком продвинули части через заградительный огонь, который противник открыл из крупнокалиберных орудий.
В результате второй атаки, после ожесточенной рукопашной схватки, главным образом с помощью связок ручных гранат удалось овладеть центром позиции. Во всех опорных пунктах противник сражался до последнего человека. В одном из них, довольно большом по размеру (на самом деле земляном караульном помещении. — М. М.), но издалека плохо различимом, защищались 38 большевиков под руководством двух комиссаров. Этот пункт был забросан гранатами, и с уничтожением его гарнизона сломлено последнее сопротивление».
А вот взгляд с нашей стороны — письмо краснофлотца 61-го зенитного полка ЧФ И. К. Ванюшенко:
«9 июня 1942 года 40 человек бойцов под командованием лейтенанта Пустынцева Бориса Степановича были направлены для подкрепления на 365-ю зенитную батарею. К рассвету 10 июня со стороны Северной бухты мы прибыли на огневую позицию 365-й батареи. В первой половине дня 12 июня я был ранен в обе ноги. Меня положили в бывшее караульное помещение, где уже находились раненые бойцы.
13 июня во второй половине дня позиция батареи была занята немцами. Мы, раненые, т. е. я, Михалев Василий Иванович — жив, Марченко — жив, Шепелев — там погиб, Шмаль — умер там, оторваны были руки, истек кровью, Шелег Иван Илларионович — жив и другие три бойца, фамилии их не помню, находились в этой землянке и организовали оборону.
Немцы стреляли по землянке из автоматов, пулеметов, бросали в землянку гранаты, которые мы выбрасывали обратно. Тогда немцы опустили сверху над входом в землянку большую связку гранат, которые взорвались, разрушили землянку и привалили нас всех. Немцы, видимо, решили, что мы все погибли, и ушли с позиции.
Оставшиеся в живых, я, Шелег, Михалев, Марченко, с наступлением темноты помогли друг другу освободиться от завалов и перевязали раны. Так как Шелег и Михалев оказались здоровее нас, мы решили, чтобы они под покровом темноты добрались до штаба полка и доложили о состоянии батареи.
Я и Марченко оставались в землянке, так как не могли двигаться. К рассвету 14 июня я, помогая Марченко, ползком выбрались из района позиции в кусты и потом добрались к своим».
То, что зенитчики сражались до последнего, свидетельствуют и последние полученные с батареи сигналы. Днем на командный пункт дивизиона поступило сообщение: «Танки противника расстреливают нас в упор, пехота забрасывает гранатами. Прощайте, товарищи! За Родину, вперед к победе!», а вскоре после этого в 15.18: «Отбиваться нечем. Личный состав весь выбыл из строя. Открывайте огонь по нашей позиции, по нашему КП». 24 июля указом Президиума Верховного Совета лейтенанту Пьянзину было присвоено звание Героя Советского Союза. Вместе с тем падение 365-й батареи обнажило фланг 30-й бронированной батареи и дало немцам выгодные исходные позиции для штурма укреплений Северной стороны, построенных еще в годы Крымской войны (немецкие названия «Урал», «Волга», «Сибирь»). Манштейн выдал взятие форта «Сталин» за стратегический успех, свидетельствующий, что силы обороняющихся на исходе и перелом близок. Это помогло ему убедить Гитлера выделить в распоряжение 11-й армии еще три пехотных полка и не перебрасывать VIII авиакорпус под Харьков до достижения решающего успеха под Севастополем, что должно было бы произойти, не передвинь Гитлер дату наступления по плану «Блау» с 20 июня на неопределенный срок.
Летчики авиагруппы СОРа, насколько могли, пытались облегчить положение своих войск на земле, но из этого мало что вышло. Днем штурмовики трижды (13 вылетов Ил-2, 7 И-16, 2 И-153 в сопровождении 26 Як-1 и 7 И-16) вылетали для нанесения ударов по противнику и, по докладам, уничтожили 13 танков, 5 автомашин, минометную батарею и до роты пехоты. Эти данные вызывают большие сомнения, поскольку, используя новую тактику, немцы оказали в воздухе эффективное противодействие. «И вот 13 июня, поднявшись на выполнение своей основной задачи, — вспоминал К. Д. Денисов, — нам пришлось драться только с истребителями. Преимущество было на стороне противника, поскольку он непрерывно наращивал усилия в воздухе за счет подкрепления с ближайших аэродромов. У нас же такие возможности были предельно ограниченными.
Это был один из тяжелейших боев за время третьего штурма Севастополя, продолжавшийся от взлета и до посадки. Лейтенанты Александр Филатов и Иван Шматко сбили по одному Me-109; потери 45-го полка составили три Як-1. Шматко и старший сержант Вазьян спаслись на парашютах, а вот лейтенант П. А. Ушаков погиб». Кроме того, пропали без вести два «яка» 6-го гиап (пилоты Камышан и Лещенко), был сбит «мессершмиттами» Ил-2 капитана Карпова и разведчик Пе-2 капитана Чеботарева. Эти семь сбитых самолетов превратились в докладе пилотов II/JG77 в 14! Три на свой счет записал обер-лейтенант Фрейтаг (54—56-я победы), по две — обер-лейтенант Хакль (61 и 62-я победы) и фельдфебель Рейнерт (52 и 53-я победы). Сетц, который также участвовал в этих боях, вспоминал:
«Сегодня снова был тяжелый день. С рассвета я со своими «птицами» располагался на лугу в непосредственной близи у линии фронта. Солнце жарило целый день. Умываясь потом, нам, чтобы выдержать все это, приходилось экономить привезенный с собой кофе. Единственную тень давали только крылья наших «птиц». Наш пункт управления был вынесен так далеко вперед, что с него был виден русский аэродром. Оттуда нам сразу же давали сообщение, если русские стартовали. С этого места мы оказывались там через 3 минуты. В трех ожесточенных воздушных боях мы сбили сегодня 14 штук. У парней (русских. — М. М.) действительно крепкие нервы — каждый день они видят, как их товарищи, охваченные огнем, падают с неба, и каждый день они продолжают так же лихо летать. С Кавказа прибывают все новые и новые. Во время первого воздушного боя после 4 часов я сбил свой 77-й самолет. Около полудня они снова попытались. При этом я, к сожалению, загнал только двух, которые потом прикончили мои люди».
Немцы в этих боях потерь не понесли. За весь день 13-го они числят среди утрат только два «мессершмитта» группы III/JG77, пострадавших по небоевым причинам (один из них разбился вместе с летчиком), один из группы II/JG3, якобы сбитый зенитной артиллерией в районе Фороса, пропавший без вести над морем Не-111 из II/KG26 и сбитый зенитками «юнкерс» из I/KG76 (экипаж спасся). Другой «юнкерс» из III/LG1 разбился при посадке в Евпатории (потерян на 45%). Фактически события 13 июня ознаменовали окончание перелома в воздушной битве — с этого момента больше половины, а иногда даже и 100% вылетов самолетов 3-й ОАГ стало приходиться на темное время суток.