Суббота, 21 июня, 22.00. Эльба у моста Ландунгсбрюкен, Гамбург
Франц Кассель снял форменную фуражку и привел рукой по вспотевшей лысине. Жаркий день сменялся теплой ночью. Дежурство подходило к концу, можно было помечтать о кружечке-другой холодного пива. Отработали без особых происшествий, и Франц безмятежно наслаждался теми бесхитростными вещами, которые увлекли его на службу в речную полицию: плеском волн, музыкой пароходных гудков, скрипом пришвартованных лодок и катеров. До сих пор его поражало, что Гамбург с воды кажется совсем другим – ничего общего с тем городом, который он знал как пешеход. Приятно видеть родной Гамбург во всем его многообразии.
Жаль только, не все разделяли его восторженно-романтическое отношение к службе в речной полиции. Тот же обермейстер Гебхард, рулевой патрульного катера «ВС-25», воспринимал службу как скучную обязанность. После всего лишь трех лет в речной полиции он снова и снова заводил разговор о желании перейти в мобильную оперативную группу на суше – там, мол, интереснее. Ага, вместо того чтобы летать по водным просторам на катере, он хотел бы бегать в бронежилете и с автоматом по темным задворкам и смрадным коридорам!..
Кассель не без раздражения следил за тем, как Гебхард подруливает к берегу. Все вроде бы по правилам, но с мельчайшими огрехами, которые человек с природным чувством воды никогда не позволит себе. Кассель считал, что у него самого это «чувство воды» имеется; он ощущал реку как живое существо, а катер – как продолжение самого себя. А для Гебхарда Эльба была просто незаасфальтированной автострадой, по которой он гонял в автомобиле странной формы и с винтом сзади. Сравнивать полицейский патрульный автомобиль и речной катер – кощунство!
Ход его мыслей нарушил прогулочный катер вдали – он показался ему знакомым. Кассель взял бинокль и проверил свое предположение. Так и есть – тот самый, за которым его просили проследить накануне вечером. И хозяина которого он вчера оштрафовал за стоянку в фарватере с потушенными огнями.
Кассель показал Гебхарду на прогулочный катер и велел, не привлекая внимания, следовать за ним – на безопасном расстоянии.
– Шеф, у нас же смена закончилась! – возмутился Гебхард.
Кассель молчал.
Гебхард вздохнул, огорченно передернул плечами, но подчинился и стал разворачивать патрульный катер.
Кассель мог только гадать, по-прежнему ли фрейлейн из полиции интересуется этим суденышком. Однако лучше перестраховаться. Он взял радиотелефон и попросил срочно соединить его с оберкомиссаром Марией Клее из комиссии по расследованию убийств.
Суббота, 21 июня, 22.00. Эльба у Гамбурга
Когда Анна приходила в себя, она не испытывала ничего, кроме растерянности. В нормальном состоянии человек никогда не испытывает растерянность в чистом виде – она всегда соединена с другими эмоциями. Вы растерянны и сердиты, вы растерянны и обрадованны, вы растерянны и испуганны, вы растерянны и смущены… Анна же ощущала ничем не окрашенное смятение – такое, наверное, испытывает амеба, попадая из привычной среды в другую. Однако моменты ясности были редки – как просветы в густой пелене облаков. Кусочек неба – и опять мрак.
Однажды она открыла глаза и узнала интерьер максвейновского катера. Ее руки были связаны за спиной, а сама она лежала на кровати лицом вверх. Анна ясно понимала, где она находится и что случилось. Максвейн проник в ее квартиру, подмешал наркотик в бутылку минеральной воды в холодильнике. Вышел, подождал на лестничной площадке, затем постучал в дверь. У нее не было оружия. Не было и сотового телефона. Фабель отпустил ее отдыхать, и теперь никто не знает, что она похищена; ее не хватятся еще много часов. Ей предстоит выкручиваться в одиночку…
В течение нескольких секунд она лениво продумывала все это, без страха и волнения. В следующий момент ее сознание опять помутилось – она вроде бы и думала, но как-то без мыслей. Скорее шарила в своем сознании в поиске мыслей – и ничего не находила, кроме растерянности от непривычной пустоты. Как будто ты пришел к себе домой, а кто-то вывез всю твою мебель, и ты никак не можешь поверить, что в квартире одни голые стены…
Потом ее разбудил голос Максвейна. Он с кем-то разговаривал. Говорил быстро, почти задыхаясь и захлебываясь словами. Она ничего не могла разобрать. Но какая-то сила заставила ее сосредоточиться и попытаться всплыть к этому голосу.
Вместе с сознанием пришло ощущение боли – череп распирало во все стороны. А Максвейн все говорил и говорил.
Анна наконец открыла глаза. Максвейн сидел напротив, вперив в нее свои прекрасные и пустые зеленые глаза. На его лице двигались только губы. Она с удивлением поняла, что он обращается к ней. Но ему было безразлично, закрыты или открыты ее глаза, слышит она или нет, – его просто несло, слова текли, как дерьмо из прорвавшейся канализационной трубы.
– Он объяснил мне, а объясняет он чудесно! Мы сами творцы мифов. Не надо ждать, когда о нас сложат легенды. Надо своей жизнью создавать материал для потомков. Мифы вырастают из легенд, а легенды куются нами самими. Одноглазый прохиндей Один ныне бог. Бог всех викингов! Бог единственно потому, что все викинги согласились в один прекрасный день считать его великим и могучим. Но до того, как родился миф об Одине-боге, бытовали легенды о великом короле Одине. А если копнуть дальше, в еще большую тьму веков, то окажется, что в какой-нибудь вшивой ютландской деревушке жил кровожадный правитель, завоевавший две вшивые соседние деревушки и изнасиловавший сотню взятых в рабство баб. Но с чего все началось – не играет ни малейшей роли. Если взяться за дело с умом, любого засранца можно вырастить с веками в бога! Произнесите «Один», и никто не подумает о деревенском вожде в латаной-перелатаной медвежьей шкуре. Произнесите «Один», и земля содрогнется, и сердце вострепещет! Вот она – наиправдивейшая правда… всем правдам правда! Это все полковник Витренко мне объяснил. Он явил мне, что мы, истинные викинги всех времен и народов, повторяем главные великие исторические темы, мы связаны пуповиной с нашей историей и с нашими нетленными мифами – и только нам позволено будет остаться в веках, ибо мы не боялись пролить чужую кровь, дабы ублажить богов, к которым мы со временем присоединимся.
Максвейн вдруг замолчал: Анна заворочалась и попыталась встать. В конце концов ей даже удалось сесть. Максвейн рассеянно нахмурился, встал и беззлобно с размаху ударил ее кулаком в лоб. Анна рухнула на кровать. В глазах плясали искры, голова раскалывалась пуще прежнего, однако сознание не затуманилось.
Максвейн сел и как ни в чем не бывало возобновил свой горячечный монолог:
– Полковник Витренко показал мне, что все мы, грядущие боги, связаны друг с другом. Мы с ним родные по крови – у обоих зеленые глаза. Очевидно, мы происходим от одного предка-викинга! Точно так же связан я с гаупткомиссаром Фабелем. Полковник Витренко подсказал мне, что мы с герром Фабелем имеем ту же смесь немецкой и шотландской крови! Поэтому высшие силы избрали его моим противником. И я радостно этому покоряюсь!
Анна соображала все яснее и яснее. Сознание пробивалось сквозь наркотический дурман. То ли Максвейн ошибся в дозировке, то ли она выпила недостаточно его зелья, однако к ней вернулся страх, а с ним и желание активно бороться за свою жизнь. Сквозь полуприкрытые веки она наблюдала за Максвейном. Высокий и крупный… но знает ли он приемы борьбы? Он не ожидает от нее сопротивления, и фактор неожиданности поможет ей… Нет, черт возьми, она будет бороться до последнего!
