страны могут не выпустить. Одно дело — потерпевшая, другое — обвиняемая, пусть и в аффекте. А меня батя отмажет, не боись.
Старший Ольшанский действительно отмазал и Лешка отделался легким испугом, хотя по превышению мер самообороны мог и сесть. Я помню, как звонила ему из Швейцарии, переживая и разрываясь между двумя близкими, а Леха ржал мне в трубку и обещал, что все будет хорошо.
В принципе, не соврал. Жаль, что у него самого никак не складывается — Эле он оказался даром не нужен, она давно замужем и сын, конечно, не Лешин, зря он так боялся. Или надеялся, кто его, обормота, поймет.
— Пойдём, — заглянул в кухню Лешка, — угли готовые, мясо портится.
— Иди, я шампуры сполосну и приду.
— Я помогу! — попытались подняться с садовых качелей Лиза, когда я вышла во двор с охапкой шампуров.
— Сиди! — шикнула Дашка, — Сами сделают! Дыши воздухом, кушай малину, не тревожь мне племяшку.
— Может еще пацан получится, — Лешка вытащил один из разномастных шампуров.
— Может. Но девочек Андрей воспитывать уже умеет, — улыбнулась Лиза, все-таки опустившаяся назад на качели.
— Крёстная у нее тоже умеет, — Андрей забрал к меня шампуры, — да, Сань?
— Да фиг знает, но Дашка ничего такая.
— В смысле, ничего?! — оскорбилась Дашка, — Я — золото!
— Язва ты малолетняя, — заржала Леха, — меня вон подкусить пытаешься уже.
— Уже? — это уже Сергей, — Мне казалось, она всю жизнь пытается. Да, Даш?
— Ой, все! — мелкая отмахнулась от нас, — Мясо сгорит у вас сейчас.
— Не сгорит, — Лешка забрал кусок картонки, которой раздувал угли и ушел к мангалу.
Вечер прекрасный, но я немножко не рассчитала, забегалась и присела на лавочку за кустом сирени у дома, немножко отдышаться, чтобы успокоится и перестать суетиться.
Лавочку вкопал Сережка — ему нравилось тут сидеть вечером, а мне нравилось, как он обживается в Луговом, меняет что-то под себя, перестает считать себя в гостях. Когда мы начали собираться из Швейцарии домой, я поняла, что не хочу его отпускать, не хочу жизни на два дома. Хочу чтобы у нас был один дом. Наш. И Луговое подходило по всем параметрам — Сергею был нужен свежий воздух, а физические нагрузки в виде прогулок по ближайшему лесочку были приятным бонусом.
— Скучаешь? — Сергей присел рядом.
— Задумалась, — я положила ему голову на плечо.
— Шашлык почти готов. Пойдем?
Я легонько потянула его за ворот футболки.
— Нас хватятся, — сообщил Сергей, чуть отстранившись и переводя дыхание — поцелуй очень быстро перестал быть невинным.
— Вряд ли. У них там тазик мяса и компания нескучная.
— Особенно Дашка, — усмехнулся Сергей.
— Тс-с, — я приложила палец к губам, услышав шаги на дорожке, идущей к дому.
— Ну и где эта сладкая парочка? — спросил Лешка.
— По кустам поди целуются, — хихикнула Дарья.
Сергей тихо фыркнул, стараясь не рассмеяться. Я легонько ущипнула его за бок, правда серьёзнее он от этого не стал.
— Пошли, мясо стынет, нам больше достанется, — Дашка с Лёшкой развернулись и ушли обратно к мангалу.
* * *
Сергей
Кольцо я носить пока не привык — постоянно задерживаю на нем взгляд и трогаю, чтобы убедится, что все взаправду, а не обман моего воображения, пока я продолжаю лежать в коме. Поначалу меня такие опасения даже беспокоили, но Степан Фёдорович, дай бог ему всего, уверил, что это абсолютно нормально.
Я не знаю кого благодарить за то, что у меня сейчас есть. Говорят, после комы люди начинают верить во что-то, в религию ударяются, а я… Я почти не помню, только какие-то обрывки, куски серого мира без цветов, старая квартира родителей, ещё что-то невнятное. И Сашка. Всегда. Я уверен, что почти с того света меня вытащила именно она. Не знаю как.
Когда мы только вернулись из Швейцарии, я очень плохо спал — никак не мог перестроиться под часовой пояс. И каждый раз, когда Сашка вдруг просыпалась ночью, находила мою руку, чтоб точно так же как я с этим кольцом, убедится, что все реально, что я рядом, и ей это не приснилось, у меня сжималось сердце.
Предложением, кстати, я ей сделал, совершенно по-дурацки.
Сначала я решил, что нужно новое кольцо, потому что с тем слишком много плохого связано. Маялся, выбирал, а потом меня осенило — Настя когда-то подарила мне зажигалку с тополиными листочками. Топольский — тополь. Ювелира найти оказалось несложно, как и объяснить, что я от него хочу. А вот дальше…
Таскался я с этим кольцом три дня, как дурак с писаной торбой, все искал момент, чтоб было "красиво".
Начало мая, засидевшаяся в четырех стенах и больницах Сашка, завела традицию пить чай на веранде.
И вот, однажды, стоя у перил в мягком смешном пледе на плечах, эта несносная женщина вдруг сказала:
— Я хочу, чтоб ты переехал в Луговое.
— Я уже.
— Нет, — покачала она головой, — пока это все — свежий воздух, полезно. А я хочу насовсем. Чтобы это был твой дом тоже, понимаешь? Наш дом.
Вот тебе и момент, Сергей Георгиевич.
— Знаешь, — я постарался сделать максимально серьезное лицо, я так не могу.
— Почему?
— Это неправильно. Что люди скажут, Саш? — пока она соображала, я поднялся, подошел, открыл коробочку, которую все это время таскал в кармане куртки, — Замуж за меня пойдете, госпожа Лишина?
— Я уже согласилась, нет? — она подняла на меня глаза.
Как объяснить? То кольцо неправильное, не настоящее, я его не надевал, не видел ее в тот момент, не ждал ответа с замиранием сердца.
— Саш…
Она сняла свое кольцо, протянула мне руку:
— То
