не сможешь перейти мне дорогу, и ты хоть немного почувствуешь ту боль, что постоянно чувствовал я.
Он схватил молоток, быстро подошел ко мне и сразу ткнул рукояткой в рану на ноге. Боль пронзила все тело снизу доверху. Я не смог удержаться, вскрикнул и задергался. Когда прилив боли немного сошел, я раскрыл глаза и встретил радостный, почти счастливый взгляд Борьки. Он внимательно наблюдал за мной.
Эти его счастливые глаза вывели меня из себя. Я плюнул в ненавистное лицо.
Это было глупо – я сам себе отрезал путь к переговорам. И так бледное – загар к нему совсем не приставал, – Борькино лицо совсем побелело. Он медленно вытер плевок с лица и прошептал:
– Умирать будешь долго…
Я понял, что разговоры кончились и сейчас начнется что-то ужасное. Такое лицо я видел у Борьки лишь несколько раз, и за этим всегда следовала истерика. Хотя он и не орал, и не дергался, но, похоже, он и сейчас был вне себя. Я понял это, поймав его безумный взгляд. По тому, как он двигался, было полное ощущение, что он под наркотиками. И еще он что-то шептал, однако так тихо, что я даже не мог разобрать, что именно.
Борька достал из кармана черный пластиковый контейнер, похожий на футляр для очков, только более плоский. Вынул оттуда небольшой тонкий шприц с каким-то раствором, положил контейнер на стол и шагнул ко мне.
– Даже не думай, что потеряешь сознание и перестанешь чувствовать боль.
Он постучал ногтем по шприцу.
– Эта штука тебе не даст.
Прямо через штаны он воткнул иглу мне в ногу. Потом выбросил шприц и потер руки.
– Ну, вот. Теперь ты готов, пора начинать.
Он постоял, рассматривая свои приборы, потом выбрал нож и опять шагнул ко мне.
– Надо все-таки сначала тебя раздеть, – словно извиняясь, пояснил он.
Борька наклонился, и я вздрогнул от прикосновения холодного железа к телу. Он загнал клинок под гачу и начал распарывать джинсы. В это время в двери вбежала тетя Тамара, над головой у нее была знакомая бейсбольная бита. Борька сам разрисовывал ее какими-то абстрактными узорами. Борька повернул голову, но уклониться уже не успел. Он только удивленно вскрикнул:
– Ты что…
И тут же завалился оглушенный. Я тоже был в шоке – что она делает? Как это так – любимого сыночка, и вдруг битой по голове.
Тетя Тамара ойкнула и схватилась за голову, похоже, она и сама была в шоке от своего поступка. Но она быстро очнулась, схватила выпавший нож и сначала разрезала мне путы на ногах, потом попыталась достать веревку на руках. Однако рост ей не позволял.
– Сейчас, Коля, – прошептала она и бросилась в комнату.
Через несколько секунд она притащила старую почерневшую скамью, вскарабкалась на нее и начала пилить веревку. На полу заворочался Борька, похоже, он оживал. Через секунду в этом уже не было сомнения. Он застонал и сел. Еще через пару секунд он понял, что происходит.
– Ты что делаешь?! – заорал он и начал вставать. – Я убью тебя, дура!
В этот момент надрезанная веревка не выдержала моего веса, и я рухнул прямо на Борьку. Он опять завалился. Этой секундной замешки хватило, чтобы тетя Тамара спрыгнула со скамьи и отскочила в сторону. Борька столкнул меня с себя и опять попытался вскочить, я обеими руками вцепился в него. Бешеные Борькины глаза оказались прямо передо мной. К сожалению, мое подвешенное состояние не прошло даром, руки едва слушались меня, силы в них не было. Белобрысый легко оторвал их от себя и схватил меня за горло. Железные пальцы перекрыли мне воздух. Было ясно – если не вырвусь сразу, мне конец. При мысли о новых пытках я вскипел – мне словно влили новые силы. Хотя, может, это подействовала та дрянь, что он мне вколол.
В это время тетя Тамара подскочила к нам и, плача, начала разнимать нас.
– Перестаньте, перестаньте, – стонала она, пытаясь растащить нас. – Боренька, брось его! Не надо убивать брата! Пойдем со мной…
Борис, не останавливаясь, оторвал одну руку от моей шеи и ударил мать в лицо. Удар был рассчитан на здорового мужика, а не на пожилую женщину – тетя Тамара отлетела к стене и тихо сползла по ней. Изо рта выкатилась струйка крови.
Я успел схватить его голову и воткнул большие пальцы обеих рук в глаза. Борька дико заорал. Хотя он крутил головой и дергался, я не отпускал голову и давил изо всех сил. Скоро я почувствовал, что пальцы на моем горле сначала ослабели, а потом и вовсе разжались. В легкие ворвался воздух.
Как только он бросил меня душить и руки у него стали свободными, Борька легко вырвался из захвата. Он сразу оттолкнул меня и пополз в сторону. Я знал, стоит мне отпустить его, и я, со своей простреленной ногой, уже ничего не смогу сделать. Поэтому я поймал его ноги и, несмотря на то что он начал колотить меня кулаками, не отпускал. Наоборот, я потихоньку начал перебирать руками и подтягиваться ближе к нему. Еще несколько секунд и мы сцепились в тесном клинче. Рыча и матерясь, мы катались по комнате, постоянно натыкаясь то на стол, то на лавку, то на стены.
Хотя я был гораздо опытнее брата в драках – в последние годы он совсем не участвовал в потасовках – и во мне бушевала ярость, я почувствовал, что это не дает мне никакого преимущества. Волочившаяся бревном раненая нога сводила на нет все мои усилия. Я твердо знал единственное – мне нельзя дать ему вырваться. Он двигается гораздо быстрее, и мне его уже не догнать. А стоит ему завладеть каким-нибудь оружием, тогда все, концерт закончится. Он спокойно переломает мне руки и ноги, а потом опять подвесит на стену.
В ребро мне уперлось что-то твердое и надавило так больно, что я попытался отодвинуться. Похоже, с ребрами у меня тоже не все хорошо. И в тот же момент я понял, что это лежит на полу. Это нож, которым Борька резал мне джинсы! Уцепившись левой рукой за брючный ремень Бориса, я оторвал правую и нащупал оружие. Поймал рукоятку и сразу воткнул его в ногу брата. Тот снова заорал и задергался. Я отпустил ремень и уже обеими руками нажал на рукоять ножа. Лезвие полностью вошло в бедро. Все! Теперь мы на равных!
Вырвав нож из ноги, я тут же, не глядя, попытался воткнуть его снова – чем больше я
