пущу ему крови, тем легче мне будет, – но Борька извернулся как кошка, оттолкнул меня и все-таки вскочил. Сразу заковылял к столу. Я не стал тратить время, чтобы встать, а, срывая ногти, ползком бросился за ним. Нельзя дать ему возможность вооружиться.
Все это я заметил мельком и тут же забыл. Мне было не до размышлений – надо было во что бы то ни стало навязать Борьке свою тактику. Нож в руке придавал мне уверенности, в горячке даже боль в простреленной ноге казалась не такой сильной. Во всяком случае, двигаться я мог, тем более кровообращение в руках уже восстановилось. Я догнал брата, когда он почти достиг стола. Опять схватил его за брючной ремень и рывком поднялся на ноги. Борька в это время все-таки ухитрился дотянуться до стола, и в руках его оказалась разбитая бутылка. Он развернулся, и «розочка» полетела мне в шею.
Я успел подставить руку, отбил оружие и в свою очередь тоже ткнул ножом в бок. В этот раз я попал туда, куда надо, – глаза Борьки наполнились страданием, он охнул, выронил бутылочное горлышко и навалился на меня. Я попытался оттолкнуть белобрысого, но он вцепился в меня и повис всей тяжестью. Глаза Борьки, только что горевшие ненавистью, потухли, от лица отлила последняя кровь, он стал похож на мертвого. Медленно шевеля посиневшими губами, он прошептал:
– Ты убил меня…
– Убил, – согласился я, выдернул нож и бросил его на стол. Потом подхватил сползавшее тело, и осторожно опустил его на пол. Силы покинули меня – похоже, нервная система истратила все свои резервы, – я застонал и сел рядом с Борькой. Штаны сразу промокли, под Борькой уже натекла лужа крови. Только сейчас я разглядел, что я натворил: задравшаяся футболка оголила его живот; там внизу, справа от пупка билась кровью разошедшаяся рана. Каждый раз, после очередного выплеска, когда кровь на мгновение отступала, там проявлялись бело-синие внутренности. Я быстро перевел взгляд на лицо брата. Тот поймал мой взгляд, потянулся и вдруг сжал мою руку.
– Прости, братишка…
Мне даже показалось, что я ослышался. После всего произошедшего, когда он только что готовился замучить меня насмерть, я никак не ожидал услышать от него такие слова. Я понял, что он действительно умирает. Взял двумя руками его ладонь и тоже сжал.
– Прощаю…
Выговорить «брат» я так и не смог.
Мы сидели с Валеркой в моей машине уже минут двадцать. Он два раза успел покурить. Наконец брат не выдержал:
– Чего мы все-таки ждем у этого вокзала? На хрена мы приехали в город? Оторваться. А сами сидим тут без дела, как идиоты. Лучше бы в кабак завалились. Ты, может, решил потаксовать? – засмеялся он. Потом стукнул меня по плечу: – Погнали? В «Метелицу»! Там такие девочки снимаются…
Валерка мечтательно прикрыл глаза.
– Сиди, – остудил я его. – Скоро поедем.
– Блин! Это же…
Валерка даже подался вперед, увидев девушку.
– Да, она, – подтвердил я.
Завтра мы уезжали из города обратно в Подгорное, и я никак не мог упустить этот шанс – увидеть Сашу. Вполне возможно, что в последний раз. Во всяком случае, я сам никогда больше не подойду к ней. Я отпустил ее. Нет, моя любовь не исчезла, она, наверное, стала даже сильней, но я понял одно – Саша права! Она никогда не сможет быть для меня на первом месте. Так и будет, как было – сначала я решаю дела Семьи и лишь потом свои дела. Даже такие важные, как наши с Сашей отношения.
Она остановилась, отпустила ручку знакомого чемодана – когда-то я сам привез ей его из города, – достала из сумочки какую-то бумажку и начала читать. По цвету и форме я понял, что это билет. Билет тоже купил я, но об этом она уже не знала и никогда не узнает. Не узнает она и о том, кто помог ей поступить в московский вуз, и кто оплатил ее учебу. Пусть думает, что ей повезло и она попала на грант университета, потому что у них есть несколько мест для абитуриентов из таких вот глухих уголков России. Это мой прощальный подарок.
Саша спрятала билет обратно в сумочку, взяла чемодан за ручку и пошла к массивным стеклянным дверям вокзала. Я с трудом сдержался, чтобы не выскочить из машины и не броситься за ней. Нет! Саше я жизнь не испорчу. Она заслужила большего, чем быть женой главы банды из таежной глухомани. Жены, которая в любой момент может стать мишенью тех, кто хочет ударить по мне. Нет! Пусть она живет в другом мире, там, где нет нефрита, золота, крови и трупов. Там, где все чисто и красиво.
Я от всего сердца желаю ей этого. Но за это лето я понял: чтобы мир был таким – чистым и красивым, надо, чтобы кто-то сделал его таким. Поэтому я оплатил не только учебу, я оплатил, правда, уже не деньгами, и кое-что другое. Все шесть лет университетской жизни за Сашей будут приглядывать мои должники из Москвы. Так что в жизни студентки Саши не будет ни грязи, ни крови. Это мне гарантировали, и я в это верил. Потому что и я дал кое-какие гарантии.
– Прощай, Саша, – прошептал я и завел машину. Потом повернулся к Валерке и сказал: – Куда ты говоришь? В Метелицу? Поехали. Только ну их, девок, давай просто напьемся до соплей…
Конец
