теплых дней почти не было. До конца мая термометр на восходе солнца ни разу не показывал температуру выше нуля. Мороз стоял не только ночью, доходя до −23°, но и днем. При этом дул сильный ветер, а солнечный день выпал только один — остальное время небо было покрыто мутными облаками. Но были и радости — например, зоологическая коллекция почти ежедневно пополнялась прекрасными шкурами тибетского медведя, открытого Пржевальским в 1879 году. Всего было добыто около 60 шкур — настолько много этих животных встречалось в пути. Пржевальский пишет, что монголы Цайдама называли этого медведя «тэнгери-нохой», то есть «божья собака», и считали его священным животным; то же мнение разделяли и тангуты. У тех и других, как и у китайцев, сердце и желчь медведя считалась очень хорошим лекарством, вылечивающим даже от слепоты.
Миновав водораздел двух великих китайских рек, через 20 верст пути экспедиция вступила в настоящую альпийскую область гор — там, где река Дяочу прорывает высокий поперечный хребет. Сразу изменился характер местности и природы: после утомительного, однообразного плато встали горы с их изборожденным рельефом, мото-ширики исчезли, на смену им появились зеленеющие по дну ущелий лужайки, показались цветы, насекомые, птицы. В гербарии сразу прибавилось более 30 видов цветов, тогда как за апрель и май было найдено лишь 45 видов цветущих растений. При этом хотя исследователи спустились только на 1000 футов с высоты Тибетского плато, но все чувствовали себя гораздо лучше. Впрочем, несмотря на наступавший уже июнь, по горным речкам встречались толстые (до двух футов) пласты зимнего льда; кустарники еще даже не распустили почки; снег падал по-прежнему почти ежедневно и нередко толстым слоем.
Здесь экспедиция вышла на берега реки Дяочу, вода которой в это время стояла довольно высоко и была совершенно красного цвета от размываемой в верховье красной глины. Караван двинулся вдоль берега наугад, пока не встретились стойбища тангутов. Большой удачей оказалось, что сининский китаец-переводчик, следовавший с караваном, провел в молодости девять лет в плену у тангутов и отлично знал их язык. Цайдамский проводник, также говоривший по-тангутски, оказался как переводчик никуда не годным и Пржевальский (как поступал уже не раз) его без промедления прогнал.
Отношения с тангутами вскоре улучшились настолько, что они продали путешественникам несколько лошадей, десятка два баранов и довольно много сарлочьего[132] масла. Следом состоялась встреча с их старшиной (бейху), который после первой настороженности расположился к незнакомцам. После небольших подарков и угощения русским спиртом бейху сам вызвался стать проводником экспедиции. Однако на расспросы он отвечал уклончиво или отговаривался незнанием; уверял только, что через Дычу переправиться с верблюдами в это время года невозможно. Эту горькую истину Пржевальский и сам понимал, видя, как затруднительно переходить с верблюжьим караваном даже небольшие горные речки. Никто и никогда на верблюдах здесь еще не ходил. Многие из местных тангутов никогда раньше не видели этих животных и даже брали их помет, чтобы показать домочадцам.
Проводник-старшина (видимо, погорячившись в приливе благорасположения) скоро вернулся к своим соплеменникам, оставив, впрочем, вместо себя своего родственника — управителя соседнего хошуна. Напоследок он предостерег Пржевальского, советуя быть осторожным. Новый проводник тоже оказался хорошим. Вскоре путешественники узнали, что в молодости это был славный воин между тангутами; одно его имя наводило страх на неприятелей.
«„Удалой я был без конца, — говорил нам этот теперь уже хилый старик, — бывало, один кидался на сотни врагов“. Любил он страстно также и охоту за зверями. Однажды на такой охоте раненый дикий як бросился на смельчака и своими рогами пробил ему живот. „Я схватил, — говорил нам тот же старик, — этого яка за другой рог и саблей перерезал ему горло; затем лишился чувств“. Товарищи подняли раненого и отвезли домой. Здесь страшную рану зашили шерстяными нитками, и больной выздоровел, но с тех пор сильно ослабел и почти не владеет ногами, хотя все-таки ездит верхом».
Во время одной из стоянок, когда Николай Михайлович вместе с Роборовским отправились делать съемку местности, со скал противоположного берега реки вдруг раздался выстрел. Пуля ударила в песок рядом с ними. Следом прогремели еще два выстрела и исследователи поняли, что тангуты вокруг настроены враждебно. Теперь следовало быть настороже. Лагерь перенесли в более безопасное место; ночные караулы были усилены.
Тем не менее Пржевальский не свернул лагерь, и экспедиция провела там целую неделю, занимаясь сбором материала для коллекций.
По сравнению с Тибетским плато, научная добыча была многократно лучше, хотя сама по себе не особенно богата. Вновь цветущих растений собрано было 73 вида, птиц настреляли с полсотни экземпляров, а из зверей казаками был убит прекрасный экземпляр беломордого марала; в спиртовую коллекцию попало несколько ящериц и десятка два рыб из Дычу. Корм в окрестностях стоянки был превосходный, так что верблюды и лошади наедались досыта и отлично отдыхали. Погода хотя стояла довольно теплая (до +21,3° в один час дня), но дождь, иногда сопровождаемый грозой, лил по нескольку раз в течение суток.
В течение двух суток после перестрелки с тангутами никого из местных жителей не было видно. Наконец приехал лама из тангутской кумирни Чжоуцзун, расположенной неподалеку. Этот лама объяснил, что тангуты стреляли в русских по ошибке, приняв за разбойников, нередко приезжающих в эти места для грабежа. Конечно, подобное объяснение было фальшивым, и Пржевальский велел передать ламе, что если стрельба повторится, то оно недешево обойдется нападающим. Немалым аргументом явилось и то, что Пржевальский сразу после первых выстрелов в гневе выпустил десяток пуль в ответ — нападавшие поняли, что имеют дело с опытным стрелком.
На следующий день из той же кумирни пришли несколько лам и принесли лодку, откликнувшись на просьбу помочь с переправой через реку. Однако лодка оказалась непригодна, чтобы перевезти на ней верблюдов.
Пржевальскому пришлось изменить маршрут — вместо переправы через Дычу или движения вверх по ней он принял решение вернуться прежним путем к истокам Желтой реки и заняться исследованием больших озер ее верхнего течения.
18 июня экспедиция покинула негостеприимные берега Дычу и направилась прежним путем вверх по ущелью реки Кончунчу. Сделав несколько научных вылазок и собрав ботанический материал, исследователи взошли на перевал Кончунчу, на котором их встретила сильная метель.
Продвигались медленно — погода была неблагоприятна, шли постоянные дожди. Прошли еще один высокий перевал, затем спустились к реке Бычу и двинулись вверх по ее течению. По обоим склонам этого перевала теперь во множестве цвели маленькая буковица, желтая хохлатка и желтый мытник. На реке Бычу опять остановились на дневку на том самом месте, где почти месяц назад впервые встретились тангуты.
