Здесь высилась гора, на которой водилось множество горных баранов, называемых местными куку-яманами. Конечно, воспользовавшись передышкой, Николай Михайлович затеял охоту на них и добыл в коллекцию великолепный экземпляр.
Через четыре дня, при попытке переправиться через реку Дяочу, случилось несчастье, едва не стоившее Николаю Михайловичу (и всей русской науке) жизни верного товарища — Всеволода Ивановича Роборовского. Переправа шла удачно, на берегу оставались только бараны, небольшое стадо которых всегда следовало с путешественниками. Когда их вогнали в воду, быстрое течение понесло их. Роборовский на лошади бросился на перехват, но она его сбросила. Лошадь выбралась, а Роборовского затянуло в быстрину, тем более что он никак не хотел бросить свою винтовку. Несколько раз голова его уходила под воду. Все случилось настолько быстро, что никто не мог ничего сделать. Наконец Роборовскому удалось приблизиться к берегу, где вбежавшие в воду казаки вытащили его из стремнины.
Утром 3 июля экспедиция поднялась прежним путем на водораздел Желтой и Голубой рек и взошла опять на плато Тибета. Здесь мало что напоминало летнюю пору: трава на мото-шириках едва отросла на дюйм, дожди нередко заменялись снегом, по ночам прилично морозило. От обильных осадков разбухли болота, топи, разлились мелкие речки, что сильно тормозило движение каравана. Вьючные животные и верховые лошади вязли в непролазной грязи. «Затем лишь только мы тронулись с места, как пошел снег, который при сильном северо-западном ветре вскоре превратился в метель, залеплявшую глаза. Холод пронизывал до костей не только нас, но и облинявших теперь верблюдов. Последние беспрестанно спотыкались, падали и вязли в грязи. Приходилось их развьючивать и вытаскивать; намокшие седла и вьюки делались значительно тяжелее; верблюды выбивались из сил».
Едва добрались до реки Джанын-Гол. Намокший аргал не горел — чтобы вскипятить чайник, требовалось больше часа. Ночью морозы доходили до −4°, выпадал снег, а стоячая вода покрывалась наледью. Вдобавок к горной болезни непрестанный снег с дождем ослабляли людей. Из-за сырости спать приходилось на мокрых войлоках, носить мокрую одежду. Оружие ржавело, а собранные гербарии невозможно было просушить. Однако люди стойко переносили тяготы ради великой цели.
Именно здесь, у истоков Желтой реки, Пржевальский вышел наконец к двум образующим ее озерам, которых никогда еще не видели глаза европейца.
«Желтая река, образовавшись из ключей и речек Одонь-талы, вскоре затем проходит через два больших озера. В них скопляются воды значительной площади верховья новорожденной реки и сразу увеличивают ее размеры. Оба эти озера издревле известны китайцам под именами: западное — „Цзярын-нор“[133] и восточное — „Норин-нор“[134]. Но так как положение тех же озер на географических картах правильно установлено не было и никем из европейцев они не посещались, то, по праву первого исследователя, я назвал на месте восточное озеро Русским, а западное — озером Экспедиции».
Итак, исследование установило, что великая китайская река Хуанхэ, иначе Желтая река окончательно выходит из озер в северо-восточной части озера Русское. Далее эта река называется тангутами Мачу; протекая к востоку, она делает крутую дугу[135], обходя вечноснеговой хребет Амне-Мачин, прорывает поперечные гряды Куньлуня и устремляется в глубь Китая. Неизвестные к тому моменту части Желтой реки лежали от выхода ее из озера Русское до устья реки Чурмын, где Пржевальский побывал в 1880 году.
Описав озеро Русское и озеро Экспедиции, а также пестрый птичий мир этих озер, экспедиция переправилась через реку Салому (монгольское название Хуанхэ в ее верховьях) и вскоре вышла в долину реки Хату-Гол, где паслись на летних пастбищах оставленные на складе в хырме Дзун-засака верблюды. Зимняя вылазка в Тибет была завершена, несмотря на все трудности и опасности пути в неизведанные земли, а опасности эти были куда как не иллюзорны.
«За время пребывания в этих местностях экспедиция два раза подверглась нападению разбойничьих племен тангутов и голыков. В первый раз два конных отряда атаковали бивуак, но были отбиты с уроном. Эта неудача не заставила их отказаться от своего намерения; тогда Пржевальский решился сам атаковать их лагерь. Человек триста высыпало навстречу четырнадцати путешественникам (остальные семь находились в складочном пункте на северной окраине Тибета), но, едва подпустив их на выстрел, повскакивали на коней и пустились наутек. Другой раз человек 300 конных тангутов атаковали стоянку Пржевальского на берегу открытого им озера Русского. „Гулко застучали по влажной глинистой почве копыта коней, частоколом замелькали длинные пики всадников, по встречному ветру развевались их суконные плащи и длинные черные волосы… Словно туча неслась на нас эта орда, дикая, кровожадная… С каждым мгновением резче и резче выделялись силуэты коней и всадников… А на другой стороне, впереди нашего бивуака, молча с прицеленными винтовками стояла наша маленькая кучка — четырнадцать человек, для которых не было иного исхода, как смерть или победа…“ Нападающие были встречены залпами, но продолжали скакать, и только когда их начальник, под которым была убита лошадь, побежал назад — вся шайка, не доскакав до бивуака менее 200 шагов, повернула в сторону и спряталась за ближайший увал. Тут они спешились и открыли пальбу по путешественникам, стоявшим на ровном месте. Тогда, оставив на бивуаке шестерых, Пржевальский отправился выбивать тангутов из их убежища. Последние встретили их пальбой, которая, впрочем, скоро затихла, и, когда нападающие взобрались на увал, оказалось, что тангуты бросили свою позицию и скрылись за следующим увалом. Но и отсюда они были выбиты; а в то же время другой отряд, бросившийся на бивуак, был отражен оставшимся в нем поручиком Роборовским с пятью казаками. На этом битва и кончилась; тангуты, потеряв более 30 человек убитыми и ранеными, уже не решались более нападать на путешественников»[136].
На складе все оказалось благополучно. Целое лето казаки поочередно вдвоем караулили багаж в хырме Дзун-засак; остальные пять человек жили с верблюдами в северной окраине хребта Бурхан-Будда. Разбойники-тангуты ни разу не осмелились напасть ни на склад, ни на верблюдов, хотя в окрестностях грабили монголов и даже убили несколько человек. Верблюды отлично отдохнули и откормились. Таких имелось пятьдесят, остальные шестнадцать, пришедшие из путешествия на Хуанхэ, были утомлены и исхудали. Требовалось приобрести еще хотя бы десяток хороших верблюдов. Иринчинов с тремя казаками отправился за ними. Подошло и время расстаться с так хорошо послужившим Пржевальскому переводчиком-китайцем — тому нужно было возвращаться в Пекин. С оказией передали путешественники и свои письма.
Две недели ушло на отдых, просушку и сортировку коллекций и восстановление сил. Места эти были безлюдные — только раз прикочевал один лама, у которого Пржевальский купил нового пса, которого назвали Дырма. Пес сразу показал, что подходит путешественникам. Дырма был отправлен
