Как же то мучительно…
Пойдет тогда что ли сама в темный лес. Чай, с волками, медведями да воронами быстрее и по этому вопросу договорится… Пока еще малиновые через снега пробьются, замело кругом лесные тропы…
Накинула на бархатное платье такую же бархатну шубу. Не шуба, так — одно название, в терему из теплых покоев на другое крылечко через двор перебежать. «Красиво, наверное, — подумала. — Ванде бы понравилось.» Да, не увидит уж никто той красоты нелепой.
Толкнула дверь плечом и вышла Нежданка из охотничьего домика в морозную ночь.
Глава 61. Встреча с Беляем
Ох, сколько снега кругом… Куда ни ступит нога, везде по пояс провалиться можно. Говорил Коркут про тропки звериные, так хоть бы где следы какие сыскать… Уж по ним тогда пойдет в лесную чащу. К медведям.
Вспомнила не сразу, что спать уж медведи должны до весны. Совсем запамятовала, как в природе заведено. Плясал Гуляш со скоморохами и зимой, и летом. Как уж он на воле? Сумеет ли приспособиться? Али снова к людям прибьется? Только бы уж добры они к нему были…
А Шубейкин как? Недолго совсем медвежонок со скоморохами пробыл, чай, хоть он не забыл, как на воле жить? Нашел косолапый приют на зиму, убаюкали Шубку метели?
Коли медведи уже спят в лесу, тогда Нежданка… Хоть к волкам пойдет! Кого на пути из зверья встретит, всем рада будет. Как же страшно совсем одной остаться, для всех чужой по свету бродить.
И мать ее не ждала, и отец сквозь Нежданку смотрел. Ванька исчез навсегда, да Коркутв лесу бросил. Из-за того обиднее всего да больнее, если рассудить. Он один из всех в любви ей признавался, кричал о любви.
Чтоб его спасти, она из терема сбежала, когда жизнь ее хоть чуточку налаживаться стала. А он бросил ее так жестоко — зимой в лес завез, да одну без теплой одежи оставил. Даже словечка на прощания не сказал…
Лишь на пару деньков чувств у него не хватило. Разве уж бывает така короткая любовь?
Видать, совсем нельзя ее, Нежданку, любить. Не для счастья, поди, она рождена, а на мучения, на верную погибель…
Может, хоть совы, волки, лисы да вороны примут ее к себе? Пусть ненАдолго, а все же не одна помрет, будет кто живой рядом. Потому как жить так уже невмоготу. Долго она с судьбой злой боролась, да всему предел наступает. Закончились силы.
Шла и шла она одна через снега. Заливалась слезами горючими, от того стыли щеки. Да быстро вымораживал сердечную водицу лютый ветер — ничего не оставалось, как душу изнутри продувал.
Думы тяжкие, жестокие сознание путали.
Несколько раз чудилось Нежданке, что видит она горящие глаза волков в темноте, один раз даже цельну стаю среди елок приметила, да все куда-то девались потом. Неужели, даже волки лютые голодные ее стороной обходят? Даже на добычу лютому зверю не годится?
Странно так снег сегодня ночью падает — справа хлопьями густо летит, дальние горки укрывает, слева над топями вьюги да метели кружат, ивовые кусты к земле пригибают. Пока не спустилась с холма, хорошо видать, что на болотах делается.
А вот прямо над Нежданкой теперь и снежинка не пролетит, и ветерок не дунет. Получается, даже буря снежная ее стороной обходит, с собой не берет. Буря — злая нянька, да быстро убаюкает.
В чем же провинилась Нежданка перед богами, что бросили ее совсем одну?! Даже смерти скорой никак не сыскать.
Да, сама уж знает, в чем виновата. Кто ж такое девке простит, что давеча с Коркутханом…
Все, нет сил дальше идти. Как вспомнила очи черные, слова его страстные, подкосились коленки. Здесь уж тогда и останется. Упала Нежданка в снег, зарыдала горько.
Темно сталось давно. Да, луна все ж таки ярко сияла в тот вечер, снег под луной серебрился. А тут как темная тень сверху упала, тучей косой наползла, последние искры света на снегу погасила. Или ослепла уж Нежданка от слез, все глаза выплакала?
Подняла она личико зареванное в синее небо. Хочется хоть разок еще взглянуть на Матушку Макошь да попрощаться.
А там… Там огромный седой медведь над ней встал, лунный свет, ветер и метель собой загородил.
Вот уж и конец ее пришел. Даже лунного света для нее боги пожалели, последний взгляд на звезды великанским медведем заслонили.
Чай, прогневалась на нее Матушка Макошь, сильно осерчала, не хочет с Нежданкой и прощаться, к праотцам проводить.
Наклонил тем временем медведь свою огромную башку и стал лбом о бархат платья тереться. Силы в нем столько… Захотел бы — в миг девчонку разодрал.
А он так бережно толкает ее наверх, чтоб в снегу не сидела, вставала и дальше шла.
Дыхание у него ледяное али вовсе никакого нет — не разобрать уж. Пар из пасти не валит, как у живого зверя на морозе. Да, кто ж он тогда? С неба звездного сошел, не иначе…
Неужели хочет медведь, чтобы шла она дальше, чтоб продолжала свой путь? Получается, и звери дикие лесные принять ее к себе не хотят? И тут она всем чужая? Даже помереть на холме не дадут и отсюда прогонят?
Куда же ей теперь?
— К людЯм меня толкаешь? — прямо уж у лобастого медведя спросила. — Нельзя мне даже помереть в лесу?
Качнул он косматой башкой да толкнул ее посильнее — в ту стороны, где дальние трубы безвестной деревеньки в небо дымят.
— Горе я всем несу и погибель, — грустно призналась. — Нельзя мне в деревню, ведьма я злая, не иначе. Кого хошь погубить могу. Да, и сама жить счастливо так и не научилась… А зачем жить тогда без любви, без улыбок да без надежд?
Замотал медведь огромной башкой, лапами затопал, снежную пыль поднимает — сердится, несогласный он.
— Да, как скажешь, — выдохнула Нежданка. — Только нет уж сил больше идти… Холодно… Замерзаю я… Не чувствую
