— Я правда любил тебя… — проныл он, не зная, что еще можно сказать.
— Нет, — опровергла Карамазова. — Ты меня ненавидел. Ненавидел за мою любовь, верность, заботу, потом за то зло, которое мне причинил. Но ты даже не представляешь, что именно ты сделал со мной, паскуда!
«Паскуда, паскуда, паскуда…» — повторила она про себя, но боль-ненависть-смерть упрямо отказывались воскреснуть из мертвых. Она ничего не могла с собой поделать — ей больше не хотелось убивать его.
«Если я помилую Тёму, он испортит жизнь Алене так же, как мне, Ане, Томе, Кате…» — логично рассудила она.
Не сработало. Убить его вдруг стало равнозначно самоубийству. И теперь она просто не знала, как выпутаться из этой истории.
— Это он — паскуда? — завелась Алена. — Это он к тебе в квартиру ворвался, он тебя, а не ты?! Да Артем прекрасный человек, известный журналист… Я знаю его как никто другой!
Несколько секунд Иванна хмуро раскачивалась с каблука на пятку, изучая свою противницу, самоуверенную, как все влюбленные.
— А хочешь, — нежданно предложила она, — я отдам его на суд тебе?
— То есть как это? — опешила та.
Направившись к одному из сопровождающих, Карамазова по-хозяйски задрала ему куртку и выудила из его штанов пистолет. Затем вытащила из кармана собственных брюк плоскую серебряную флягу и показала то и другое девушке.
— Зачем это мне? — отпрянула Алена.
— Условие таково. Ты пьешь напиток из фляжки. И мы тут же вынимаем Тёму из петли, вручаем тебе оружие и исчезаем не прощаясь. Если после того, что тебе откроется, ты решишь оставить Артема в живых — так тому и быть. Согласна?
— Что откроется? — занервничала девушка. — А в бутылке что? Наркота?
— Напиток называется «Qui vivra verra». Он безвреден для здоровья.
— А вдруг это яд? Ты убить меня хочешь… — вжалась в кресло сожительница.
— Решай, — пожала плечами Карамазова. — Но если ты любишь его, то, наверное, готова рискнуть ради него жизнью.
— Дурость какая-то, — с сомнением пробормотала Алена.
Артем встревоженно смотрел на нее.
— Соглашайся, прошу тебя! — взмолился он.
Он не понимал смысла этого дурацкого плана и находил ему только одно объяснение — Иванна и вправду сошла с ума.
Но какая разница? Спасение замаячило перед ним — оно было совсем близко! Достаточно Алене протянуть руку…
Алена неуверенно протянула руку к фляге. Иванна отвинтила круглую крышку и отдала ей бутыль. Помедлив секунду, Алена глубоко вздохнула и стала пить.
Ей показалось, что напиток, юркий и быстрый, сам скользнул в ее гортань — он был вкусным, кисловато-сладким, как грейпфрутовый сок. И сразу захотелось спать.
Она успела почувствовать, что Иванна сунула ей в ладонь тяжелую рукоять пистолета, и увидеть сквозь пелену ее желтые, склонившиеся над ней глаза….
* * *
Артем отключился, едва лишь его тело положили на диван. Он успел услышать, как захлопнулась входная дверь, и усталость и облегчение накрыли его, словно теплое одеяло.
«А что с Аленой?» — пискнула мысль, но он трусливо отмахнулся от нее, зная, что она опасная и может ужалить. Потом. Потом, когда он придет в себя, он разберется во всем…
Он провалился в забытье без мыслей и чувств и лежал там до тех пор, пока кто-то упрямый и злой не затряс его, не разбудил криком, не вытащил на поверхность.
— Что случилось? — недовольно спросил он у Алены, намереваясь, прикрикнув на нее, нырнуть обратно в сон.
И в ту же секунду боль-ненависть-смерть вцепились в него тремя острозубыми драконьими челюстями.
— Сволота! Гад! Как ты мог?! Так! Со мной!!! — истерично орала его любимая, и он с трудом узнавал ее лицо и голос.
— Что случилось? — повторил он недоумевая.
Но вместо ответа в его висок ткнулась черная мордочка пистолетного дула с одним-единственным темным глазом, в то же мгновение ставшим сверкающим — желто-золотым.
Он умер, так и не осознав, что он сделал, и не узнав, что был убит за то, что не успел совершить.
19 декабря XXI века
Иванну разбудил долгий и требовательный звонок в дверь и ругающийся лай Рэтта. Подвязывая на ходу халат, она на автомате двинулась к двери. Размазанное сонное сознание пронзила острием мысль — ясная, словно серебряная шпага.
«Я убила его. Пусть и чужими руками. Я убила его!»
Она испуганно ощупала свое лицо, пытаясь определить, сколько же ей сейчас лет.
«Сорок? Пятьдесят? Шестьдесят?» — вспыхивали кошмарные цифры.
Посмотреть в зеркало было страшно.
«А почему я, собственно, должна постареть?»
Быть может, как и прошлый раз, судья признал справедливость ее возмездия?
Но ведьме почему-то верилось в это с трудом.
Звонок повторился.
С замиранием сердца Карамазова открыла дверь, ожидая прочесть свой возраст на лице гостя. Если это кто-то знакомый, он просто убежит от нее в страхе, если нет, скажет: «Здравствуйте, бабушка…»
На пороге стоял Сашок — громадный детина в костюме от Воронина.
— Привет, Карамазова! — по-приятельски бросил он. — Че так долго дверь не открывала?
Не ожидая приглашения, он направился в кабинет. Не похоже, чтобы он заметил в ней какие-то вопиющие перемены. Но Сашок вообще редко замечал кого-либо, кроме себя.
Мрачная, как ночь, ведьма последовала за ним. Сашок успел умоститься в гостевое кресло и по-хозяйски наливал себе в стакан коньяк.
— Ниче, что я без церемоний? Мы ж свои, правильно, Карамазова? Че ты такая взъерошенная? И выглядишь плохо. Я тебя, часом, не разбудил?
«Плохо выгляжу. Что ж, весьма корректная формулировка. Вопрос в том, насколько плохо?»
— Ты по делу? — отгоняя истерическое желание срочно кинуться к зеркалу, ведьма умостилась на ручку кресла и попыталась сосредоточиться на своем постоянном клиенте.
— Сама знаешь. Я за кививрой верой. — Рука его уже вытаскивала портмоне из кармана пиджака.
— «Qui vivra verra», — поправила Иванна. — И думать забудь об этом.
— Ты чего? — удивился он. — Я ж плачу!
— Ты уже подсел на это зелье, как на наркотик. И спрыгнуть не можешь. Предпоследней девушке руку сломал. А последнюю чуть не задушил, хорошо хоть она тебя лампой по голове огрела и сбежала.
— Откуда ты знаешь? — поразился Сашок.
— Я все знаю. В том числе и то, что следующую барышню ты точно уроешь ни за что.
— То есть как это ни за что! — искренне возмутился он. — Та последняя, Анжела, она ж забеременела и в ЗАГС меня потащила. Я женился на ней, как последний поц. А потом, когда ребенку годик стукнул, вдруг выясняется, что у него первая группа крови, а у нас с Анжелой — третья. Это она мне чужого байстрюка подсунула! Да за это ее и убить мало! — распалился парень. — А предпоследняя дура, которой я руку сломал, она ж меня обокрала. Десять штук из дома вынесла!
