Где находится запасная база отряда, знали все бойцы постарше. Сами строили. Пара наполовину врытых в землю дощатых бараков самого невзрачного вида – как бы казармы. Штабной домик, очень похожий сверху на сарай или амбар. Столовая, склад, что-то еще. Полуземлянки, щитовые времяночки. Нормально. Ценность запасной базы была вовсе не в капитальной несокрушимости каких-то фортификаций. Ценность ее была в том, что возле нее не паслись хозяйственники, из нее не выходили и в нее не возвращались патрули. И фиг запеленгуешь – нечего пеленговать. И нет перманентного теплового пятна – от непрерывной готовки на сто пятьдесят человек. И местным все равно – а местные очень разные бывают. Вовсе не все поклонники пропавшего Президента и Главнокомандующего. Вовсе не все почитатели какого-то нового. Некоторые при каждом призыве «влиться в ряды» поминают Катерину Тэтц и ее сына и всех остальных участников той мерзкой истории – одной из многих тысяч, просто лучше всех других раскрученной. Жизнь и так трудна и смертельно опасна: рисковать ее остатками, для того чтобы стало, как было раньше? Нет, они лучше смирно подождут в сторонке. Посмотрят.
Когда таких умников вели вешать, те, бывало, искренне не понимали за что. Не просто кричали, возмущались, протестовали – не понимали. Слава богу, таких постепенно стало заметно меньше. И в абсолютном исчислении, и в относительном. Будь проклято то, почему именно таких стало меньше и больше стало других. Готовых рвать врагов зубами. Причем делающих это, если припрет, в буквальном смысле этого выражения – он один раз видел. И потом еще снилось это, один или два раза. Даже собственные несколько рукопашных не снились – мозг защищал себя, как мог. А это вот…
Через очередные часы марша они вышли к запасному лагерю. Без карты и без компаса скачу я на лошадке… Нормально вышли, почти точно. Всего пара километров туда-сюда. И даже с правильной стороны вышли. Залегли, чтобы послушать. Ничего не услышали и послали вперед пару – поглядеть. Угадайте, кого… Ждущие запихали в себя очередной килограмм черники. Больше не получилось – и не лезло, и пара вернулась. Костя и Вика очень спокойно рассказали, что запасная база снесена в ноль, до основания. Ничего, кроме обугленных балок, среди закопченных ям они не нашли. И все засыпано «лепестками» – маленькими противопехотными минами, которые то ли уже разрядились, то ли еще нет, проверять желания не было. Лейтенант тут же приказал отходить, и до темноты они успели отмахать еще порядочный кусок маршрута: почти половину дистанции до второй запасной базы. Скорость даже увеличилась, несмотря на голод. Устали все, но не смертельно. Потому что не бежали, а шли. С привалами, остановками на минуточку у самых богатых кустов и так далее. А все потому, что тихо: никаких событий. Ни теней в небе, ни отпечатков протекторов на засыпанных уже преющими листьями грунтовых дорожках, которые они пересекали. Даже странно.
Сон был так себе: под нижним ярусом лап раскидистых старых елок. На нарубленном лапнике же. Привычно, и даже неплохо по сравнению со многими другими ночами. Успели заварить очередной грибной бульончик с солью, сделали чай из неизменного брусничного листа. Нормально.
Поднялись еще до рассвета, потому что было холодновато. Потратив на оправку и сборы считаные минуты, потопали дальше. Очередные километры под ноги, негромкие разговоры на ходу. К середине дня они подошли ко «второй запасной», представляющей собой некоторое подобие базы Джека Стэплтона на островке среди баскервильских болот. Втрое меньше труда вложил отряд в эту базу, и Николай даже догадывался, почему именно. Скорее всего, если дело доходило уже до перебазирования сюда, значит, от отряда оставался просто скелет. Остаток. И да, втрое меньше людей знали, где она находится. Однако и это не помогло. Эта база оказалась ровно в том же состоянии, что и первая. В этот раз он посмотрел собственными глазами: да, все верно. Раздолбили с воздуха, причем и чем-то фугасным, и чем-то зажигательным одновременно. Само по себе так гореть бы не могло. А потом засыпали густым слоем «лепестков», будто конфетти. Он аккуратно обходил смешные мины, даже выглядящие несерьезно, похожие на петарды, какие продают на Новый год на радость оболтусам подросткового возраста. Но при срабатывании такая мина отрывает половину стопы, после чего человек навсегда становится обузой для окружающих. Или умирает от кровопотери.
– Назад, аккуратненько. Ничего нового тут.
– Авиацией?
– Да. Или кассетными с ракет.
– Авиацией дешевле.
– Угу.
Вот такой вот разговор, не сильно содержательный. Тел среди кострищ они вроде бы не видели, значит, базу раздолбали пустую. Что все-таки хорошо. И засеяли минами, что хуже, потому что не покопаться теперь как следует в надежде найти что-то из заблаговременно складированного, как бы мало этого «что-то» ни было. Потому что даже пара сотен патронов стала бы для них, бедных, реальным сокровищем.
– Ладно, не тормозим. Бывает. Повздыхали, и топаем дальше.
– Куда?
– За мной. Я разве не сказал куда? К Введено-Оятскому. Там наши раненые еще с прошлых раз, и кто-то, может, добавился. И из состава конвоя, может, кто-то остался. И еще прийти может.
– Монашек подставим, – с сомнением в голосе произнес Геннадьев.
– А мы тихонечко, – неожиданно спокойно посоветовала на это Петрова. – Мы же не будем там штаб разворачивать. Придем, посмотрим… Чайку, может, попьем.
– Я за, – тут же согласился с ней Костя.
– Что, у нас тут голосование? Кто секретарь?
– Виноват…
– Тогда закрывай рот и слушай мою команду. Взво-од… К Введено-Оятскому женскому монастырю Санкт-Петербургской епархии… В колонну по одному… шаго-ом… марш!
И вот в этот раз они заблудились капитально. Причем довольно быстро. Сначала Николай полагал, что уж монастырь найти будет относительно несложно – потому что он большой и стоит на окраине довольно крупного, по местным меркам, населенного пункта. А трое из них пятерых в нем были, причем Вика даже дважды. И что проблема только в расстоянии, которое нужно пройти. А это не проблема, если не считать того, что они двигаются по территории, контролируемой противником. И могут в любую секунду нарваться на что угодно. Включая, собственно, то же самое, что погубило Сомова и Федотина. Будь те живы, наверняка вернулись бы за своими. Что-то там случилось у них, страшное и быстрое…
В общем, через двое суток непрерывного марша они поняли, что идут куда-то не туда. Лес давно стал серьезно гуще, чем они привыкли, дорог почти не попадалось. И вообще, ощущение было «не то». Несколько раз они совещались, несколько раз меняли направление движения, несколько раз Фокин залезал на какую-нибудь сосну поудобнее и пытался сориентировать их, – ничего не получалось. Оказывается, так случается и в Ленобласти, и, оказывается, это вовсе не смешно. По ночам постепенно становилось все холоднее: было ясно, что до заморозков остались считаные дни. Ночевать под елками и питаться грибным бульоном (язык не поворачивался назвать его супом) становилось все более трудно. Но выбора не имелось: при отсутствии карты, компаса, GPS и МЧС рассчитывать можно только на себя самих. Ориентировались по солнцу, но оно и утром, и днем, и вечером пряталось за сплошной пеленой облаков. Шли больше на интуиции, каждый раз при виде широкого лесного ручья надеялись, что это Оять или Капша. Нет…
