— Чисто мужская особенность, — с насмешливой улыбкой согласилась Тори.
Все знали, что Джон Чарлз Фремонт не раз оказывался на грани гибели, но чудом избегал ее. В декабре он отправился с группой людей в Скалистые горы, чтобы определить целесообразность строительства там железной дороги. Когда они добрались до истоков Рио-Гранде, температура воздуха понизилась до минус двадцати градусов. Десять членов экспедиции погибли от обморожений и нехватки пищи. Сам Фремонт оказался в Таосе лишь в конце января.
Еще два человека, как и спутники Фремонта, попали в ту же снежную бурю, но сумели выжить в исключительно тяжелых погодных условиях. Однако имена их остались неизвестны.
Ник вернулся в город, но не ради встречи с Тори. Он появлялся в обществе Фремонтов и, как сообщали местные газеты, очень красивой женщины, кузины калифорнийского губернатора. Их видели на политических мероприятиях. Тори с сарказмом думала, что теперь разбогатевшего Кинкейда принимают в высшем обществе. Она помнила, что когда-то он был разбойником, не расстававшимся с револьверами и ловко зарезавшим человека на площади. Тогда он носил куртку из оленьей кожи и повязку на голове, сидел на корточках перед костром, точно настоящий индеец.
Уже был май. Тори надолго задержалась в Сан-Франциско. Ее ожидание скоро закончится — она сделала все необходимое, чтобы через неделю отправиться домой, в Бостон.
Почему она чувствовала себя так, словно ее мир разваливался на части? Словно она теряла все?
— Знаешь, а твой брат очень красив, — сказала Джесси, и в ее глазах засветились огоньки. — Насколько мне известно, он привлек внимание уже не одной девушки.
— Диего не откажешь в обаянии. Однако недавно он сообщил мне, что не спешит связать себя брачными узами.
— А ты? — спросила Джесси мгновение спустя и пристально посмотрела на Тори. — Ты по-прежнему собираешься уехать в Бостон?
— Да, конечно. Почему ты спрашиваешь?
Задумавшись на мгновение, Джесси покачала головой.
— Просто так. У тебя такой несчастный вид… ты не похожа на девушку, возвращающуюся к жениху.
Руки Тори сжались, она вскочила с кресла, подошла к окну и посмотрела на залив, нервно теребя пальцами складки полосатой хлопчатобумажной юбки.
— Я не считаю себя несчастной. Я просто колеблюсь. Это разные вещи.
— Согласна. — Джесси тоже встала и приблизилась к Тори, обдав девушку ароматом вербены. — Я рассказывала тебе о том, что отец был против моего замужества?
— Нет.
К чему она клонит? Почему сочла необходимым заговорить о своем браке? Тори находилась в совсем другой ситуации. Конечно, Джесси не знала об этом, ей было лишь известно, что Тори возвращается к своему жениху и не уверена в правильности этого шага. Она должна открыть ей правду, объяснить, что дело не в мнении других людей, а в том, что у самой Тори душа не лежит к этому браку.
Но Джесси, оперевшись о подоконник, продолжала смотреть на девушку. Солнечный свет, проходя через стекло, падал на темные блестящие волосы Тори, которые она разделила пробором и стянула на затылке в узел.
— Сенатор категорически возражал против этого союза. Отец сказал, что его дочь не выйдет замуж за бедняка, у которого амбиций больше, чем здравомыслия. — Лукавая улыбка искривила губы Джесси. — Мы поженились тайно и лишь через месяц сообщили об этом моему отцу. Имея репутацию довольно грубого человека, он попытался вышвырнуть моего мужа из дома. Я встала между ними и поклялась, что не расстанусь с любимым. Отцу пришлось уступить. В октябре прошлого года мы отметили седьмую годовщину нашего бракосочетания.
Когда Тори посмотрела на нее, не зная, что сказать, Джесси Фремонт улыбнулась:
— Кажется, ты гадаешь, почему я говорю тебе об этом. Причина заключается в следующем: если ты очень сильно чего-то хочешь, ты должна добиться этого или потерять всякую надежду на счастье.
Стоило ли говорить Джесси, что у нее, Тори, не было выбора?
Диего привез ей бальное платье, которое сеньора Вальдес начала шить десять месяцев назад. Его, наконец, закончили. Серебристо-фиолетовая ткань искрилась в свете ламп.
— Я подумал, что оно тебе понравится, — произнес Диего торжественным голосом. — Тетя Бенита сказала, что ты сама придумала этот фасон, и я велел портнихе доделать платье.
— Да… Диего, я не знаю, что и сказать. Спасибо. Ты так добр ко мне.
— Я просто хочу снова увидеть улыбку на твоем лице. Нет, настоящую улыбку. Прежнюю. Сейчас твои губы лишь немного изгибаются, словно у тебя болит живот.
Она засмеялась. Иногда он раздражал Тори, а иногда забавлял.
— Ты неисправим. Почему ты такой капризный?
Он усмехнулся:
— Я всегда брал пример с моей старшей сестры. — Он встал и направился к Тори. Улыбка исчезла с его лица. — Ты уверена, что на самом деле хочешь вернуться в Бостон?
— Да, конечно. Здесь мне нечего делать. Я никогда не буду чувствовать себя комфортно в Буэна-Висте. Ты прекрасно справляешься со всеми обязанностями, производишь вино, которое пользуется успехом у торговцев. Думаю, ты станешь превосходным бизнесменом, Диего.
— Возможно. Я многому научился у отца, хотя некоторые уроки сейчас следует забыть. — Он помолчал, потом внезапно произнес: — Я знал, что он обманывал людей, но мне лишь недавно стало известно, что он продавал оружие наемникам и в другие страны. Я считал этот бизнес вполне законным и не задумывался о его оборотной стороне. Тогда я был молод и глуп, восхищался изобретательностью отца и думал, что если общество разрешает торговать оружием, оно заслуживает того, к чему приводят эти сделки. Увидев истинное лицо дяди Себастьяна, я понял, что выгляжу не лучше его. Я не хочу быть таким, как он, Тори. Мне было бы неприятно видеть страх в глазах мужчин, замечать, что при моем появлении женщины испуганно прижимают к себе детей, словно я способен причинить им вред или похитить. Все это кажется мне отвратительным.
Убрав руки за спину, он принялся ходить по комнате. Через некоторое время Тори показалось, что Диего забыл о ее присутствии. Но он посмотрел на нее своими ярко-синими глазами и тихо сказал:
— Знаешь, я убил его. Себастьян умер не от лихорадки, как было объявлено, он был заколот шпагой.
— Диего, ты не обязан рассказывать мне об этом.
— Знаю. Но ты должна знать правду после всего, что пережила. Должна знать, что он заплатил за все, что совершил и собирался совершить. Он считал меня молодым и глупым. Однажды даже назвал меня беспомощным птенцом. — В комнате раздался жесткий смех Диего. — Но очень скоро дядя понял, как сильно ошибался. Я научился кое-чему на уроках фехтования, которые все эти годы оплачивал мой отец. Я подкараулил Себастьяна на берегу, возле винных погребов. Кажется, пастухи поняли, что произойдет, и исчезли, оставив нас наедине. Он засмеялся, Тори — засмеялся! — когда я вызвал его на дуэль. Вскоре он перестал смеяться… Волны смыли его кровь с песка. Тогда я обрел свободу. Ты тоже стала свободной. И наша мать стала свободной, хотя, по-моему, ей уже все безразлично. Она отправилась в монастырь, куда, как она сказала, ей следовало уехать много лет назад. Когда я навестил ее, она показалась мне умиротворенной. Безмятежной.
