ГЛАВА I
В одной из множества огромных комнат замка Стирлинг пять маленьких девочек играли в прятки. Всем было по пяти лет, и каждую звали Марией.
Та, которой выпало водить, стояла, крепко зажмурившись, за гобеленом и, прислушиваясь к звукам удаляющихся шагов, шептала:
— Десять… одиннадцать… двенадцать…
Теперь можно было открыть глаза — она уже не могла видеть своих приятельниц. Она хотела досчитать до двадцати и затем отправиться на поиски. Ливи выдаст себя, как всегда, глупым хихиканьем. А Флем легко найти, потому что ей всегда хотелось угодить Марии. Флем считала, что Марии должно везти во всем и сразу. Но вот с маленькой ловкой Битон и тихоней Сетон, пожалуй, будет потрудней.
— Пятнадцать… шестнадцать…
Мария пригляделась сквозь шелковые драпировки. Ткани были мягкие, изумительного плетения, их привезли из Франции. Мать часто говорила о Франции. В такие минуты ее голос теплел от нежности. Судя по рассказам матери, там не было ни туманов, ни дождей; там были самые прекрасные цветы; и были безумно красивые мужчины.
Во Франции у Марии были дедушка с бабушкой, несколько теть и дядей — целых шесть. Все дяди были гигантского роста, очень красивы и могли делать все, что заблагорассудится.
— Когда-нибудь ты увидишь их. Я хочу, чтобы им не было стыдно за тебя, — часто говорила Марии мать.
— Восемнадцать… девятнадцать… двадцать…
Увлекшись воспоминаниями, она почти забыла об игре.
В комнате стояла глубокая тишина. Мария и ее подруги специально выбрали именно эту часть замка для игр: в эти часы никто из взрослых не заходил сюда.
— Я иду искать! — крикнула она, прислушиваясь к звуку собственного голоса.
— Интересно, — спросила она про себя, — куда они все попрятались?
Мария заглянула в комнаты. Взгляд задержался на несколько мгновений на тени за массивным стулом, затем скользнул по неровной поверхности драпировки. Никого нигде не было.
Она вошла в одну из спален и, остановившись посередине комнаты, огляделась. Настороженный слух уловил какое-то движение. В комнате кто-то был.
Она воскликнула:
— Кто здесь? Выходи! Я нашла тебя!
Ответом было молчание. Она пересекла комнату, заглядывая под шкафы и за гардины. Нигде никого не было.
Она подбежала к кровати, откинула полог и увидела под кроватью маленькую Мэри Битон. С чисто детским чувством восторга она скомандовала ей:
— Выходи!
Однако Битон лежала без движения. Она лежала на животе, скукожившись и согнув в локтях пухлые ручки. Мария закричала:
— Вставай! Я кому говорю!
Мэри не двигалась.
Эта неподвижность совершенно вывела Марию из себя. Краска гнева хлынула ей в лицо. В это мгновение она вдруг ощутила себя королевой Шотландии. Титулованные лорды склонялись перед ней и целовали ей руку! Ее опекуны — граф Меррейский, Хантлей и Аргайл — не смели начать разговор с нею, не преклонив колено и не поцеловав руку. И сейчас эта маленькая толстушка Битон отказывается повиноваться ей!
— Битон, ты ведь слышишь меня! Выходи немедленно! Это приказывает тебе королева!
В следующее мгновение Мария поняла, что ее маленькая подруга не может более сдерживать чувства — пухленькое тельце вытянулось на полу, и плечи затряслись от рыданий.
Весь гнев маленькой королевы растворился от этого плача. Она упала на колени рядом с кроватью.
— Битон… милая Битон… Почему ты плачешь?
Битон судорожно затрясла головой, а затем отвернулась от Марии, руки которой уже обнимали подругу.
— Мэри, дорогая, — произнесла маленькая королева.
— Мария, дорогая, — произнесла Мэри.
Королева звала подруг по именам очень редко, только когда чувствовала к ним особую нежность и никого из взрослых не было рядом.
— Как понять, к кому мы обращаемся, если мы все с одинаковым именем? — спрашивала маленькая королева.
Некоторое время они лежали молча, крепко обняв друг друга. Мария часто вела себя высокомерно, была несдержанна в словах и жестах, но при этом безгранично любила своих маленьких подруг и всегда стремилась хоть как-то помочь им. Ее приятельницы отвечали ей той же щедростью чувств. Они любили ее не за то, что она была королевой, а просто потому, что ее душа всегда была открыта для их проблем и детских тревог.
Вдруг Мэри Битон произнесла:
— Мой любимый дядя… Я никогда больше не увижу его.
— Почему? — спросила Мария.
— Его убили.
— Кто сказал тебе? Откуда ты знаешь?
— Никто мне не говорил. Я просто подслушала.
— Взрослые говорят, подслушивать нехорошо.
Битон печально кивнула. Но Мария не упрекала ее. Что таить, она сама частенько подслушивала.
— Его больше нет, — произнесла Мэри Битон, — я никогда не увижу его.
Она снова начала плакать, и девочки прижались друг к другу.
Под кроватью было душно, но они и не думали выбираться оттуда. Здесь они были рядом. Общая боль объединила их. Но Мария плакала о Мэри Битон, а не о кардинале. Она вспомнила его частые разговоры с нею о благочестии, о том, что это значит — быть королевой Шотландии.
Перед глазами возникла новая картина: мужчина с ножом в теле, лежащий на полу. Но это было видение. На самом деле она могла лишь вспомнить его беседы с нею об обязанностях королевы перед Богом и Церковью.
Они все еще лежали под кроватью, когда другие участники игры нашли их. Они выбрались из-под кровати с заплаканными лицами. Это зрелище так испугало одну из девочек — Мэри Флеминг — что она тоже расплакалась.
— Заговорщики убили дядю Битон, — произнесла Мария.
Новость ошеломила ее подруг.
— А я знала об этом, — сказала Флем.
— Почему ты не сказала нам? — с возмущением спросила маленькая королева.
— Ваше величество не спрашивали.
Сетон тихо проговорила:
— Никто не должен плакать… в угоду королю Англии[1]… Так мне говорил мой отец.
— Я ненавижу короля Англии! — со злостью произнесла Мария.
— Ты не можешь ненавидеть его. — Сетон схватила маленькую королеву за руку и с ужасом взглянула ей в глаза.
— Мария может ненавидеть кого угодно! — воскликнула Флем.
