от банки с паучками. Я теряла ощущение времени. Здесь не чувствовалось гравитации, отсутствовали какие бы то ни было запахи. А вскоре я поняла, что и слова произнести не могу.
Мы настороженно переглядывались с Кагатой, и та, испуганная, забывшая, как надо дышать, с каждой секундой бледнела, уходя в прозрачность. Я взглянула на свои руки и охнула: сквозь них превосходно проглядывались очертания летящего передо мной Сио Лантия — такого же призрачного, как и Кагата. Как и профессор. Как я.
Что ж, худшие из прогнозов начали сбываться. Мы становимся призраками. Нам не понадобится пища, не будет нужды в отдыхе и сне. А любовь — эта чудесная искра — задержится ли она во мне? Я надеялась сберечь её любой ценой.
Но чем глубже мы продвигались в Цитадель Мучений, тем ровнее и слабее шли в голове мыслительные потоки, критический подход к происходящему стирался, воспоминания угасали, а будущее представлялось размеренной рекой. Нет, скорее, болотом, вязкой трясиной, где ничего не происходит и никогда не произойдёт.
Мой разум пришёл в полную негодность. Нойта Сарс из прошлого — шумная, крикливая малявка — билась во мне, как мотылёк в банке, молотила кулаками по стеклу, призывая меня опомниться. Напрасно, всё напрасно.
Спуск продолжался. И Деус Ним, наш главный контролёр и надзиратель, уже не смог бы передумать и вернуться наверх, даже если бы захотел. Нашу волю сковала воля Цитадели Мучений, воля будущих Врат, основу которых уже наверняка вовсю ткали паучки — профессор выпустил их, когда я перестала бороться с собой.
Солнце Мережа, море, небо, лес — если бы кто-нибудь спросил, нужны ли они мне, я бы ответила, что не понимаю, о чём речь. Драконы? Кто такие? И почему я должна по кому-то скучать?
Произнеси кто-нибудь имя Мастера Хаги Тко, во мне бы ничто не дрогнуло и не шевельнулось. Мне было бы от этого имени ни жарко, ни холодно. Всё равно.
И когда мы спустились на самое дно, где Врата уже были практически полностью готовы, когда мерцающие золотом цепи обвились вокруг моих лодыжек, я не то чтобы не возражала — мне было плевать.
Подвижные призрачные оковы нашли и притянули ко мне безвольную Кагату, которая должна была стать парой для первой хранительницы и составить мне компанию в этой вечности. Сио Лантий с профессором — пленённые теми же путами — очутились по другую сторону Врат. Их взгляды были бессмысленны и не выражали эмоций. Их сердца оказались заморожены, желания — подавлены, тела — изъяты из употребления. Теперь вы призраки, господа хорошие, нравится вам или нет.
Паучки — юркие сияющие козявки — завершили работу по реконструкции, наделали серебристых вензелей, насочиняли узоров — и уползли восвояси. Врата — пограничный пункт между миром живых и обителью мёртвых — были полностью готовы к тому, чтобы через них стартовало переселение душ в Дивный Мир.
И души умерших уже начали стекаться к Вратам. Я видела побитых жизнью полупрозрачных стариков и благообразных старух, которые мирно скончались во сне. Я видела мужчин, искалеченных на войне, и женщин, погибших от рук своих супругов. Я видела младенцев, которые умерли, едва родившись на свет, и маленьких детей, которых погубила неизлечимая болезнь.
Я видела их всех, и даже самая малая часть меня не проникалась к ним состраданием.
«В Дивном Мире не будет боли, — произносили мои губы. — Там не будет страданий. Только блаженство, только покой».
И крылья мои ослепительные озаряли присутствующих светом надежды. Хотя, дайте-ка подумать: надежда? А что это?
Иногда, в моменты затишья, что-то болезненное вспыхивало во мне, поднималось волной, водой, выходящей из берегов. Подкатывало к горлу, не давая вздохнуть. И из моих глаз катились слёзы. Нет, бриллианты. Или всё-таки слёзы?
Но потом я смотрела на безучастную Кагату, на Сио Лантия и Деуса Нима, чьи лица изображали тупую покорность. И дивилась сама себе. Ну вот чего это ты, Нойта, удумала, а? Что тебе неймётся? Всё ведь в порядке, правда?
Я понятия не имела, сколько времени прошло. Да и существовало ли оно, время? Может, кто-то со скуки просто выдумал его, чтобы потом по-деловому утверждать, что у него нет времени, чтобы торопиться, срываться с места, бежать. А я? Мне ведь теперь никуда бежать не надо, верно?
Эпилог
Моё сознание изменилось. Я воспринимала плен как должное. Я была уверена, что тоска — дело проходящее и поправимое. И нет — что вы — какая здесь может быть связь! Нойта тоскует без всякой уважительной причины, а вовсе не потому, что прикована к Вратам.
Я томлюсь на дне. Над головой у меня тьма. В призрачном теле — небывалая лёгкость. И вроде бы пища теперь — излишество, но изводит меня странный голод. И вода ни к чему, но жажда — жажда-то осталась.
Души умерших спускаются сюда чаще, чем бы того хотелось. Мы с Кагатой, Сио Лантием и Деусом Нимом безотказно пропускаем их в Дивный Мир, повторяя заученные напутственные речи. И души уходят через Врата — через это подлинное произведение искусства. Врата поражают изящностью узоров, они сияют, переливаются, прямо как… что?
Драконья шерсть, подумалось мне. Переливаются, как драконья шерсть. Вот откуда у меня эти мысли? Взбредёт же такое в голову.
Было сложно сказать, сколько времени прошло на поверхности. Меня мало интересовала поверхность. Что там творится? Кто какие пакости устраивает? А не всё ли равно?
Но сияющая драконья шерсть никак не желала покидать мой одурманенный рассудок. Потом почему-то вспомнились крылья. Крылья, разгоняющие воздух. Крылья, возносящие к солнцу. Солнце. Ослепительное солнце Мережа.
Мысль зацепилась за солнце, и я вновь осознала, что из глаз у меня сыплются бриллианты. Нет, слёзы. Слёзы идеальной шарообразной формы в этой невесомости, в этом небытии.
Умеют ли призраки плакать? Что ж, как видите, Нойта Сарс — плачущий призрак. Призрак, который понял, что ему здесь не место. Его место — там, наверху, под солнцем. И в жилах моих ещё кипит драконья энергия, хотя жил, как таковых, не существует.
Энергия разлита по мне, хотя я целиком нематериальна.
И вдруг память возвращается. Она возвращается с упругим ветром, который начинает дуть из тьмы. Она возвращается с шелестом и шорохами, которые слышатся всё отчётливей. Волнение у Врат нарастает. Души торопятся в Дивный Мир. Деус Ним с подозрением хмурится. Кагата обхватывает себя руками.
Волнение достигает пика, когда из тьмы в полутьму врывается дракон. В его шерсти радуга, его крылья мощны, из его пасти вырывается…
