и крохотную часть происходящего, но всё-таки видеть; зато я слышал — рядом кто-то дышал и что-то шептал, — я улавливал яркий запах чужого тела, прикасался к нему и чувствовал его вкус: мне хотелось вывернуться наизнанку, распластаться, обхватить его целиком, прильнуть к нему полностью, чтобы сделать своё прикосновение абсолютным, улитка моих губ двигалась по поверхности чьей-то кожи, собирая с неё всё, что удавалось найти, и жадно поглощало, тщетно пытаясь утолить невообразимый голод, не имеющий никакого отношения к привычной пище, в которой я, кажется, перестал нуждаться навеки; плуг моего носа вспахивал целину запахов, исходящих от разгоряченного потного тела, и я понимал со всей трепетной жгучестью, что оно принадлежит женщине! Петра? Вопрос терзал это имя, вонзая в него свои острые железные крючья: я не готов был с этим мириться — рыскал и рыскал по всему женскому телу, искал веснушки, как подтверждение того, что это тело принадлежит Петре — от подошв до макушки головы, словно веснушки можно было отыскать по запаху или вкусу, словно они имели форму, как будто они все слились в одно целое и стали этим телом, таким стройным, нежным, гладким, упругим, — это женское тело было прекрасно, но я не находил на нём и следа от веснушек, — или они все куда-то убежали, или это была не Петра. Но если не Петра, тогда кто? Не имея глаз, я, кусочек за кусочком, используя слух, нюх, вкус и осязание, составлял в голове образ женщины, оказавшейся каким-то образом в моих объятьях, — когда образ почти полностью сформировался, и у меня не осталось ни малейшего сомнения, что это не Петра, я остановился. Вспомнился рассказ Лангобарда о том, как он однажды, оказался примерно в такой же ситуации, как я, ещё до подписания контракта, в одной постели с контролёршей — тогда она спасла его не только от холода и голода, но и от губительного упрямства, помогла смириться с судьбой, принять окончательное решение подписать контракт и стать Свидетелем Дороги, от этих воспоминаний о том, как красочно Лангобард живописал, наверняка ведь, первую и последнюю в своей жизни постельную сцену, я скукоживался и сокращался, словно от огня, — кокон моих чувств, внутри которого находилось женское тело, рвался и сворачивался, улитка губ пряталась в раковину, — моё тело вновь обретало прежнюю форму, у которой появилась голова, лицо, глаза, с трудом продрав которые и присмотревшись, я понял, что нахожусь в замке Лангобарда. Я лежал голым под шкурами на теплом каменном ложе, но не обнаруживал рядом с собой никакого женского тела, — значит, оно мне приснилось! — сон о том, как я превратился в гибкую субстанцию и облепил собой голое женское тело в поисках веснушек Петры, но не нашёл их, закончился! Но я поспешил сделать вывод.
— Кхе, кхе! — послышался чей-то вежливый кашель совсем рядом. Приподнявшись, я увидел двоих, мужчину и женщину, сидящих на краю ложа, оба в пол оборота ко мне, источают лучезарные улыбки, — ничего примечательного во внешности, памяти не за что зацепиться, не знаешь, сможешь ли узнать при следующей встрече, на коленях небольшие чемоданчики серого цвета. Эти люди точно соответствовали описанию Лангобарда, — похоже, со мной происходило почти то же самое, что и с ним, — даже контролёрша побывала голой со мной в постели, но теперь она была в строгой одежде, не имеющей ни малейшего следа или намека на то, что её недавно снимали, а потом в спешке одевали. Неужели мне и правда приснилось, что она лежала голой со мной в постели?
— Надеюсь моя нагота не доставила вам хлопот? — игривым тоном задала вопрос женщина, развеяв мои сомнения на счёт реальности произошедшего.
— Ни капельки, — ответил я без единого намёка на смущение. Очень обрадовался тому обстоятельству, что голая женщина мне не приснилась, а, было дело, реально лежала со мной в постели. — У вас потрясающе красивое тело с невероятно гладкой кожей. Наверняка, я буду вспоминать об этом с благодарностью до конца дней.
— Спасибо! — скромно потупилась женщина.
— Насколько я понял, вы — контролёры. Пожаловали предложить мне работу Свидетелем Дороги на этом участке?
— Это правда! — женщина радостно поднялась с ложа, мужчина последовал за ней, но с меньшим энтузиазмом, они встали бок о бок напротив меня. — Мы шли обычным своим маршрутом и тут заметили вас лежащим посреди Дороги на камнях совершенно голым и почти без признаков жизни…
— Что? — у меня внутри вдруг всё заледенело. — А где мой чемодан?
Возможно, в другой ситуации я бы вскочил с ложа и голышом, не обращая ни на кого внимания, понёсся искать свой чемодан с деньгами, но теперь на это у меня не было ни физических ни духовных сил, — к тому же, я сразу понял, что больше никогда его не увижу. Метаться в голом виде повсюду, пытаясь его найти, было совершенно бессмысленно!
— Какой чемодан? Там не было никакого чемодана, — пожала плечами женщина. — Только вы лежали на Дороге голый, и никаких посторонних вещей вокруг. Мы на руках принесли вас сюда, уложили в постель. Но вы не приходили в себя, поэтому мною было принято решение раздеться и лечь с вами рядом, чтобы своим телом отогреть вас и вернуть к жизни. И вот, как видите, мой план сработал. Вы очнулись!
Не было никаких сомнений, что мой чемодан с пятью миллионами долларов США сожрала Дорога! Лангобард рассказывал мне об этом удивительном её свойстве — незаметно поглощать всё, кроме живой плоти! Смутно я помнил, как отправился куда-то — кстати говоря, скорее всего, как раз-таки на поиски Контролёров, но на Дороге отключился от недосыпа, истощения и обезвоживания, прилег отдохнуть, — и вот результат! Я снова нищий, без гроша в кармане! Но была и хорошая новость! Контролёры сами ко мне пожаловали!
— Я с удовольствием принимаю ваше предложение, — громко и чётко проговорил я, поворачиваясь под шкурами на бок лицом к Контролёрам. — Стать Свидетелем Дороги, сменив Лангобарда на посту — большая честь для меня! Давайте сюда свой контракт. Ознакомлюсь и подпишу, но с некоторыми оговорками и условиями, касающимися в основном этого замка и будущего моего жилья.
Глава 8
Черверыбочеловек
Народы Тартарии в подавляющем большинстве любили и уважали Дмитрия Дмитриевича Дорогина, называя его сокращённо ДДД, или Три Д, или развернуто и шутливо Дай Дорогу Дураку в честь негласного правила дорожного движения. Частенько даже на пресс-конференциях и прямых линиях с народом произносились эти прозвища, потому что это было весело. Дорогину это нравилось, он и сам себя так иногда
