Саше.
А Саша… взгляды всех в этой гостиной тотчас обратились к ней. К ней одной. Такого внимания она никогда еще не получала – разве что в детстве, пойманная за шалостью. А потому тотчас ее изумление сменилось страхом. Ужасом! Ее как будто и сейчас все осуждали за неведомую шалость… И сколько их еще будет, таких взглядов! Зачем матушка ее на это обрекла? За что?!
Саша упрямо мотнула головой:
– Нет-нет-нет… это какая-то ошибка!
Из оцепенения вывело легкое прикосновение Лены к ее плечу:
– Да нет же, Саша, это как раз не ошибка, – без сил улыбнулась она. – Твоя матушка впервые за много лет поступила верно. Все так и должно быть. Только не бросай моего мальчика, прошу… и пускай его окрестят Александром – это хорошее имя.
Саша, глядя на ее слабую, но совершенно умиротворенную сейчас улыбку, кивнула, будто завороженная.
– Леночка… – подумала вдруг она, – наверное, мама хотела сказать тебе про завещание и про Александра в тот самый день… Тебе надо было еще совсем еще немного подождать.
А Елена только тихо покачала головой:
– У меня не осталось больше сил, чтобы ждать, Саша.
Эпилог
Несколько последующих дней слились для Саши в один – длинный, почти без перерывов на сон. Полиция в их доме будто поселилась, допрашивая каждого по многу раз об одном и том же, даже малых детей, даже дворника и соседей. И хорошо, что сама Саша сейчас дома практически не появлялась: она то пропадала в этой тюрьме «Кресты», куда определили Елену до суда; то беседовала с ее адвокатом (найти его, слава Богу, помог Степан Егорович); то пропадала у нотариуса, который занимался новым матушкиным завещанием.
Среди всей этой суматохи Саша умудрилась каким-то образом свидеться с той самой тетушкой, Анной Николаевной, которая оказалась дамой хоть и пожилой, но весьма бодрой, а главное добросердечной. Совершенно непохожей ни на отца Саши, ни на Дениса. Не удивительно, что все эти годы Анна Николаевна не очень-то стремилась сблизиться с их семьей. Зато к Сашиной истории проявила участие.
Правда теперь, с появлением этого завещания, у Саши вдруг объявилось столько новых родственников, неожиданных подруг и даже тайных поклонников, что у нее голова шла кругом от такого количества внимания! Все эти годы она была невидимкой: ее лица не запоминали, имя путали, голоса не слышали, чувств и мыслей не брали в расчет. А теперь все те же самые люди запросто и как будто даже без фальши улыбались ей, встретив на улице. Почтительно спрашивали ее о здоровье, обходительно помогали сойти с экипажа, а кто-то даже вдруг спросил, что она думает о рынке ценных бумаг!
Саша бледнела и бежала от них, как от чумных. Ее маленькая темная комнатка теперь виделась ей спасительным уголком, а не тюрьмой. И до чего же был велик соблазн притвориться, что никакого завещания вовсе нет.
Завещание…
Невесть как Денис прознал о нем уже к утру. И еще до завтрака послал лакея с просьбой явиться в его кабинет. Саша об этом узнала гораздо позже – в то утро она была не дома. Но, спустя сутки, разговор в кабинете Дениса все же состоялся.
– Я слышал, матушка оставила какие-то бумаги у своего духовника? – спросил он между делом. – Дай-ка мне взглянуть, Саша. Покажу своему поверенному, он разберется, что там за завещание.
Саша, сидя в кресле напротив него, сцепила руки в замок и глядела на своего брата исподлобья. В этот раз она почти не слушала, что он говорит, ибо ясно поняла, что большая часть его слов – это ложь и манипуляции. Она смотрела на него и представляла, как Денис забирает из люльки новорожденного Александра, пока Леночка спит, и быстро уходит, чтобы отдать его невесть кому. Саша даже допускала, что, глядя на ребенка, он некоторое время раздумывал, оставить ли его вовсе в живых…
И этот же самый Денис теперь небрежно протягивал руку, ожидая, что Саша сейчас же встанет, сбегает в свою комнату и принесет ему это треклятое завещание.
Саша полагала, что она не склонна к жестокости… однако следующие слова произнесла удивительно легко:
– У меня его нет.
Денис поднял брови:
– А где же оно?
– У нотариуса.
Брови Дениса взлетели еще выше:
– Ты нашла другого нотариуса? Сама? – брат недоверчиво хмыкнул. – Сашенька, милая, мы Соболевы, мы не можем доверять свои дела абы кому. Где ты сыскала своего стряпчего? В газете, по объявлению? А как прикажешь мне добывать документы, когда он запьет или сбежит с твоим задатком?
И снова, снова он играл на чувствах Саши… столько слов – и все о том, какая она дурочка. Однако заходя в кабинет, Саша знала, что разговор именно так и пойдет. И дала себе зарок отвечать лишь строго по существу и только на прямые вопросы.
Так и поступила:
– Этого нотариуса нашла матушка и долго переписывалась с ним в апреле этого года. Оказывается, завещание было заверено по всем правилам еще тогда. Вот только окончательных распоряжений нотариус так и не получил – матушку убили. А действовать сам он не решился, да и бумаги матушка забрала. Что касается нотариуса Соболевых, Денис, то матушка отчего-то ему не верила. Возможно потому, что это был твой нотариус, и интересов остальных членов нашей семьи он не учитывал.
– Что за нелепые обвинения?! – Денис стал серьезным, даже отложил прочие дела, сосредоточившись на разговоре – Ты обижаешь меня, Саша! Я работал с малых лет, не покладая рук! С утра до ночи – лишь бы ты ни в чем не нуждалась и жила припеваючи! И как только у тебя совести хватило…
– Ты отдал своего родного племянника в приют, Денис.
Саша холодела изнутри от ужаса, но все-таки оборвала его взвинченный голос.
– Отдал как… как собачонку какую-то! Даже с животным так поступать жестоко – а это твой родной человек! Такой же Соболев, как и ты!
Денис не сразу нашелся, что ответить. То ли изумился, услышав подобные обвинения от тихой своей сестры, то ли настолько ему претила мысль, что этот ребенок – и впрямь его родная кровь. Но все-таки придумал, что сказать. Хоть и был в этот раз не оригинален:
– И ты веришь на слово этой дряни, которая убила нашу мать? – Денис надменно покачал головой, опять взывая к Сашиной неуверенности. – Погляди на факты, Саша: я воспитываю двоих детей Бернштейнов, как своих собственных! Я дал им свою фамилию! У меня бы рука не поднялась причинить зло этому малышу!
