к панафриканизму), а также коммунистическое учение. Куба, крупнейший в мире производитель тростникового сахара, принимала трудовых мигрантов со всего региона, со временем став центром активистской деятельности коммунистических профсоюзов, и рабочие Кубы не раз восставали против систематических притеснений со стороны властей. Трудящиеся бастовали на острове еще в 1917 году, требуя ограничить рабочий день восемью часами и признать профсоюзы, но тогда протесты быстро подавила морская пехота США49. В 1924 году рабочие вновь устроили стачки, выдвинув те же требования, но на этот раз протесты происходили не на кубинских заводах, а на полях. Спустя несколько месяцев восстание было подавлено новым правительством Херардо Мачадо, но организаторам-коммунистам чудом удалось сохранить невредимым действующий профсоюз, и в 1933 году ему предстояло сыграть заметную роль в свержении Мачадо50.
В Юго-Восточной Азии коммунистические движения тоже преследовались государством – и порой к этому преследованию его подстрекали плантаторы. Забастовка, которую устроили в Голландской Ост-Индии (колониальной Индонезии) накануне сбора урожая радикальные социалисты из железнодорожного союза, была быстро подавлена, и это привело к общему запрету на деятельность профсоюзов. Тем не менее коммунистическое движение в колониальной Индонезии по-прежнему оставалось широким, но после несвоевременного восстания в 1926 году, приведшего к всплеску карательных мер, оно тоже было уничтожено. В местном полицейском арсенале появились новые средства подавления протестов – например, было собрано 160 000 отпечатков пальцев представителей «Яванского сахарного синдиката», чтобы находить известных политических пропагандистов среди рабочих на заводах и мандуров (старших) на полях51. Коммунистическая партия прекратила существование в Индонезии, что стало огромной неудачей для всего движения, зато ей удалось обрести прочную опору в филиппинской глубинке. Голод и угнетение со стороны филиппинских землевладельцев, гасендеро, вызвали широкое сопротивление рабочих, вылившееся в поджоги многочисленных тростниковых полей. Коммунистические восстания стали для этой местности характерной чертой, и в 1930-х годах в двух «поясах» Лусона, сахарном и рисовом, где свирепствовала нищета и многие люди не имели своей земли, появились первые партизаны, которые позже станут ядром Народной антияпонской армии, или Хукбалахап52.
В то время как в Юго-Восточной Азии радикальная деятельность профсоюзов подавлялась и по большей части оставалась подпольной, в странах Карибского бассейна, особенно на Кубе, она привела к реальным политическим переменам. Тысячи людей шли в города, объединяясь в «голодные караваны» – так их называли современники53. В 1933 году начались забастовки, и коммунистическая «Национальная федерация рабочих Кубы» сыграла главную роль в продвижении к межнациональной солидарности рабочего класса. Идеи кубинских соратников были открыто поддержаны Карибским отделением Коминтерна и Коммунистической партией США, которые в 1930-х годах обратили свое внимание на сахарную промышленность. С августа по октябрь 1933 года труженики кубинских полей и мельниц под шумным, но грамотным руководством ямайцев, которых часто поддерживали гаитяне, захватывали заводы и фабрики и устраивали советы. Коммунистическое рабочее движение продолжало свое сопротивление и в те дни, когда на свой первый президентский срок заступил Рамон Грау Сан-Мартин (сентябрь 1933 – январь 1934), решивший депортировать 150–200 тыс. карибских иммигрантов в рамках своей «национально-кубинской» политики, истоки которой прослеживались еще в XIX столетии, в стремлении к испаноязычной белой Кубе54.
Тем временем во всем испаноязычном карибском мире расцветали антиамериканские настроения. Самым заметным символом империализма США были офисы американских банков – которые, как полагали люди, как минимум частично были виновны во всех бедах, пришедших вместе с Великой депрессией. В нескольких региональных отделениях банков Уолл-стрит были взорваны бомбы. Рафаэль Трухильо, диктатор Доминиканы, цинично обратил эти настроения себе на пользу, присвоив многие активы компании City Bank. Мачадо, правивший на Кубе, тоже не преминул воспользоваться нарастающим недовольством, вызванным доминированием США: он наложил дополнительные пошлины на американские банки и компании, пытаясь таким образом поправить финансовое положение своего режима, который нес убытки из-за снижавшихся цен на сахар. По крайней мере так это представляла себе компания City Bank55.
На Пуэрто-Рико люди тем более имели все основания винить в своих бедах американские корпорации и банки. Важнейшие в стране центральные сахарные заводы, устроенные по принципу вертикальной интеграции с капиталом американских сахароваров, поддерживаемые компаниями J.P.Morgan и City Bank, оставляли на Пуэрто-Рико лишь крохотную долю своих доходов. Но даже эти крохи рассеялись, поскольку сахар с этих заводов продавался по цепочке на аффилированные рафинадные заводы в США намного ниже рыночной цены. Из-за этих бухгалтерских махинаций страна теряла значительный налог на прибыль, что во всех подробностях изложил в суде взбешенный казначей этого американского владения56.
Обличение этих махинаций еще больше усилило антиимпериалистические настроения на Пуэрто-Рико, где примерно четверть населения работали в сахарной промышленности за гроши. Кроме того, этим людям приходилось платить за еду и одежду на уровне промышленно развитых стран57. Печальному положению Пуэрто-Рико был посвящен подробный доклад группы ученых Брукингского института, возглавляемой Виктором Селденом Кларком, который сделал выдающуюся карьеру благодаря своим отчетам о проблемах труда на Филиппинах, в Индонезии и на Гавайях. Доведенные до нищеты пуэрториканцы, разъяренные тем, что воротилы с Уолл-стрит обманом разорили их остров, вслед за Кубой бастовали в 1933–1934 годах58.
Отчаянный массовый голод сыграл на руку коммунистам. Вицепрезидент американской «Объединенной фруктовой компании» (United Fruit Company), являвшейся крупным инвестором на Кубе, в 1934 году заметил: «тарифная политика США беспощадно уничтожила саму [кубинскую] жизнь… Огромной массе людей нечего есть и не во что одеться. Из-за этого их одолевает такое смятение, что они становятся легкой жертвой коммунистов, наводнивших всю Кубу»59. Новый диктатор Кубы, Фульхенсио Батиста, проницательно играл на страхах людей перед корпоративной Америкой, в то же время усиливая правительственный контроль над сахарной промышленностью и всей экономикой страны в целом. Он дал наемным рабочим долю в доходах с продажи сахара и установил для них восьмичасовой рабочий день60. Хотя кубинские рабочие и получили выгоду от политики Батисты, призванной облегчить их бедственное экономическое положение, пролетариев из гаитянских и ямайских деревень, которых на Кубу мигрировало довольно много, в 1937 году вновь начали высылать61.
Рабочие, изгнанные с кубинских тростниковых полей, успели в дни своего пребывания на Кубе проникнуться коммунистической активностью – и принесли ее с собой в другие страны Карибского бассейна. В октябре 1931 года голодный бунт вспыхнул в Парамарибо, столице Суринама; появилось левое рабочее движение с сильным коммунистическим уклоном, но его немедленно подавили местные власти. Из-за нищеты и лишений в сахарных поместьях повсеместно происходили волнения – пламя восстаний охватило Тринидад, Ямайку, Гвиану, Барбадос и Сент-Винсент. В 1930-х годах протестующие выходили на улицы по всему региону. По всем французским, британским, испанским и нидерландским владениям на Карибах проходили
