гнусное присутствие.
Где-то наверху хлопнула дверь, затем еще одна, кто-то кашлянул, и только эхо, пронесшееся по пустым проходам, донесло до меня какой-то сдавленный хрип.
Теперь медленный и размеренный стук каблуков приближался. На лестнице появился слуга и молча подал мне знак рукой, приказав следовать за ним.
Мы поднялись, прошли несколько переходов и оказались у дверей приемной.
Слуга пропустил меня вперед, и, сняв с головы шапку, я шагнул внутрь.
В одном углу большой душной комнаты, стены которой были украшены гобеленами и лепниной, жарко пылал камин. В другом я увидел пустой стол, на одном краю которого стоял лишь маленький серебряный поднос с бурой винной бутылкой. У высокого окна, за которым серело мрачное зимнее небо, я увидел князя: он стоял ко мне спиной и, зажав в руке, обтянутой белой лайковой перчаткой, маленький золотой кубок, что-то неторопливо из него пил.
Я остановился.
С минуту князь старательно делал вид, что не замечает меня. Затем, поставив кубок на поднос, он соизволил повернуться ко мне.
Господин адъютант московского обер-полицмейстера был облачен в строгий парадный черный мундир, украшенный на груди несколькими блестящими орденами, с сияющими эполетами на плечах, а также с высоким стоячим воротником, подпиравшим князю тяжелую нижнюю челюсть.
Кобрин с удивлением взглянул на меня:
– Что вам угодно, сударь?
– Я купец второй гильдии Арбелов. Мне угодно, сударь, спросить вас, что от меня угодно вам, – ответил я. – Ведь это вы изволили пригласить меня к себе.
Кобрин, покрутив ус и будто припомнив что-то, кивнул.
– Ах, да! Мы вызывали вас, припоминаю… – он неторопливо расположился за столом. – Что же, господин Арбелов, я отвечу вам! Как адъютант московского обер-полицмейстера, я вызвал вас для беседы о вашей жалобе.
Я огляделся вокруг в поисках вешалки и стула, но ничего не приметил, поэтому остался стоять перед собеседником в верхней одежде.
Князь снова наполнил из бутылки свой кубок, затем откинулся на спинку кресла и продолжил:
– Хочу заметить, что документы, представленные вами, и ваши доводы нуждаются в самой серьезной проверке. Я буду настаивать на ревизии всех бумаг, относящихся к делу, а это займет длительное время.
– Это ваше право и даже обязанность, – ответил я, легким движением смахивая пот со лба. – Я же намерен строго следовать решениям суда и коллегии присяжных.
– Тем лучше, тем лучше, – князь поднес бокал к губам, но затем вдруг отставил его прочь. – Мы обязаны разбирать каждую жалобу.
– Совсем не похоже, чтобы ваши подчиненные спешили! Первая жалоба по этому делу была подана более года назад.
– Не забывайтесь, – князь повысил голос, – обращения горожан рассматриваются ровно столько, сколько нужно.
– Кому нужно? – спросил я, стараясь говорить как можно спокойнее.
Князь поднялся из-за стола и приблизился ко мне:
– Мне, – процедил он, – столько, сколько нужно закону, государству и мне.
– Тогда я готов ждать, – я сделал полшага навстречу князю. – Закон и государство подтолкнуть вперед никак нельзя, так пусть же все будет по порядку…
– Значит, вы все еще не желаете отступить? – Кобрин еще больше придвинулся ко мне; казалось, что он уже готов схватить меня за грудки.
– Нет, – пожал я плечами, – не желаю.
– Вы едва ли решились бы на этот скандал, всерьез осознавая, сколько порядочных людей он уничтожит!
– Это дело уже уничтожило достаточно порядочных людей. Несколькими больше, несколькими меньше…
Князь покраснел:
– Я завтра же распоряжусь, чтобы вас арестовали за шулерство, за мошенничество, за подлог доказательств по гражданскому иску…
– Не стоит торопиться, ваше сиятельство! – возразил я. – Мой арест может повлиять на мнение присяжных заседателей при рассмотрении ими жалобы о поддельном завещании. Да и репортеры, столпившиеся там, внизу, перед домом господина обер-полицмейстера, будут просто в восторге от подобных новостей.
По лицу князя пробежала судорога.
– Хорошо! – рявкнул он, но затем, опустив глаза, отступил назад. – Чего вы хотите?
– Чтобы завещание Савельева признали поддельным…
– Никогда!.. – Кобрин поднял на меня полный ненависти взгляд.
– Я не договорил, – продолжил я. – Судом должны быть изучены случаи смертей купца Савельева, а также сына и матери Барсеньевых, на предмет их насильственной природы.
– Юродивый, – прошипел князь.
Я покачал головой:
– Купец второй гильдии, готовый отвечать за свои слова в суде перед лицом присяжных заседателей.
– Шут… Лживый изворотливый шут! – Кобрин с полминуты глядел на меня, раздувая ноздри.
Затем он, сжав кулаки, принялся ходить вокруг меня кругами:
– Так чего же вам все-таки угодно?
– Я уже сообщил об этом вашему сиятельству, – сдержанно улыбнулся я князю.
– Я не о том. Сколько вы хотите?
– О чем это вы?
– Цену! Назовите мне вашу цену! Сколько вы хотите за отказ от своих притязаний?
– Лично от вас мне решительно ничего не нужно.
– Вздор! Ну, хорошо! Вижу, что вы растерялись. Раз вы молчите, я сам назову вам достойную цену. Я подарю вам единственную возможность вернуться в эту вашу Самару и зажить там прежней, доброй, сытой жизнью.
– До Рождества еще далеко! Рановато для подарков, не находите?
– Сто тысяч!
В зале наступила тишина, и только снаружи, с улицы, в приемную доносились людской говор, детский смех, лязг конских подков, скрежетание полозьев саней по смерзшейся снежной корке на мостовой и другие звуки большого оживленного города.
– Ну, что скажете? – нарушил молчание князь.
– Скажу, – ответил я, – что в прошлый раз, когда вы, ваше сиятельство, почтили своим блестящим присутствием эту нашу Самару, вы предлагали нам лишь десять тысяч. Сегодня ваша щедрость отчего-то до крайности велика!..
– Молчать!!
Князь сделал глубокий вдох и, сумев справиться с гневом, заговорил спокойно:
– Я предлагаю вам сто тысяч рублей. Вы, к примеру, сможете купить там, у себя в Самаре, какой-нибудь неплохой пароход, с десяток деревянных барж в придачу и заняться доставкой пассажиров и грузов, или же вложить эти деньги в кожевенный завод, или в рыбный промысел, и, преумножив свое состояние, всю оставшуюся жизнь наслаждаться достатком и безмятежностью… Это очень хорошая цена!
– Благодарю покорно… – начал я.
– Что, вы согласны?
– …Но мне ничего не нужно!
– Вы разве не поняли? Сто тысяч рублей!..
– Благодарю покорно, – повторил я, запахивая шубу. – Прошу меня простить, но меня ждут дела.
На высоком лбу князя вспухла пульсирующая жилка.
– Я от тебя в суде и мокрого места не оставлю, – сорвав с руки перчатку и бросив ее на стол, он с усилием расстегнул тугую пуговицу на явно сдавливавшем ему шею воротнике мундира и с облегчением потер пальцами оставшуюся на холеной коже розовую полоску. – Пошел вон, остолоп!
Едва кивнув головой вместо поклона, я развернулся и вышел из приемной.
Глава XX
Мы условились встретиться у Элизы в день накануне
