в СССР для внедрения на определенные территории в целях последующей диверсионной и прочей враждебной деятельности. К предстоящей войне в меру своих сил и особенностей готовились тогда очень и очень многие.
— Считаешь, что к какому-то из этих отрядов мог присоединиться и наш художник? — недоверчиво спросил Чистяков.
— Пока только предполагаю. В одиночку пересечь границу в то время было весьма затруднительно, а поскольку война со всех сторон и во всех направлениях погромыхивала там уже весьма и весьма серьезно, почти невозможно. Один из этих отрядов возглавлял полковник Почекунин, вторым руководил атаман Мельников, третий сформировали некие братья Гордеевы. Направление первых двух — Приморье, а вот братишки направлялись к Нерчинску. Откуда до Байкала, как понимаете, было уже рукой подать.
— А из Байкала на Ангару, — согласился Чистяков.
— Других вариантов оказаться на Ангаре у него просто-напросто не было. И ещё. Во время допроса, перечисляя своих немногих оставшихся в живых сослуживцев, один из братишек проговорился, что незадолго до последнего боестолкновения один из числившихся в списке бесследно и незаметно исчез. «Струсил! Потому как, не казак» — резюмировал допрашиваемый. И это «не казак» вселило в меня надежду.
— Я просто уверена, что это был он, — не удержалась от восторженной реплики Валентина Ивановна.
— О дальнейшей его дороге, вплоть до Редута, остается пока только предполагать. А поскольку на Редуте они появились уже вдвоем, «с неписаной красавицей», как выразилась о ней Серафима Игнатьевна, значит, где-то на одном из этапов его пути они встретились. И встретились, предполагаю, в Иркутске, поскольку «красавица» в то время была студенткой тамошнего университета. Узнать об этом помогла довольно-таки известная в то время фамилия её отца, впоследствии напрочь исчезнувшая или по какой-то причине старательно замалчиваемая. Причины, как понимаете, могли быть самые разные. Почему они пустились в опасный и нелегкий путь вниз по Ангаре, остается пока только догадываться, но прибыли они на остров, по словам всё той же Серафимы Игнатьевны, в весьма плачевном, болезненном и потрепанном состоянии. Об их проживании на Редуте вам более или менее известно. Красавицу Немыка спасла буквально от смерти, да и Сергеевича пришлось выхаживать довольно долго. А в благодарность за их тамошнее двухгодичное там пребывание и спасение мы имеем сегодня лики редутчан и легенду об удивительной часовне. Опять-таки по сообщению Серафимы: как только весть о начале войны дошла до острова и туда прибыла соответствующая комиссия по организации немедленной мобилизации, влюбленным на стареньком баркасе пришлось срочно отправляться в путь. Чем закончился их очередной побег, сокрыто, как это ни обидно, мраком полной неизвестности. Лично я предполагаю их весьма возможную гибель на этом пути. Не исключено, на одном из нижних смертельно опасных порогов. Шаманском, например. Там на скальном прижиме приютились два небольших креста без имен и дат. Местные аборигены, правда, утверждают, что кресты стоят там чуть ли не с дореволюционного времени, но кто знает, кто знает.
— Степан как-то сказал, что «любовь и надежда спасают, когда, казалось бы, спасение уже невозможно», — после долгого молчания неуверенно пробормотал Чистяков.
— Дай-то бог, — согласился я. — Даже то, что мы уже узнали о них, уже спасение. Или почти спасение. Спасение нашей памяти.
— Напишите об этом. Я уверена — обязательно кто-нибудь отзовется. Рано или поздно отзовется. Вы же все это с Александром Сергеевичем буквально из небытия извлекли.
В это время в дверь решительно и сильно постучали и, не дожидаясь ответа, распахнули. Вошли двое. Проходить не стали, остались стоять в дверях.
— Извините, Александр Сергеевич, вынуждены в очередной раз вас побеспокоить, — сказал один из них и успокаивающим жестом дал знать, чтобы мы не вставили.
— У нас к вам убедительнейшая просьба, — стал объяснять второй. — Шамана мы так и не разыскали. Судя по всему, далеко не дурак, понял, что лучше не светиться и на глаза не показываться. А вот другой…
— Степан Малыгин, — подсказал первый.
— Степан Малыгин, — согласился второй. — Вздумалось ему, видите ли, крыльцо перед вашей часовней в порядок приводить. Хотя крыльцо, смею уверить, в полном порядке. На вопросы не отвечает и уходить внутрь не желает.
— Информируем, — добавил первый. — Визит состоится. Сегодня. Ближе к вечеру. Хотелось бы, чтобы все оставались на своих местах. В том числе и этот… Малыгин. Время визита минимальное, хотелось бы, чтобы все соответствовало. В том числе и этот…
— Степан, — уточнил второй.
— Я с ним поговорю, — привстав, пообещала Валентина Ивановна. — У меня только вопрос — гостя угощать полагается. Местные деликатесы с устатку очень даже способствуют. И настроению, и здоровью.
Вошедшие покосились на стол, переглянулись, по очереди заявили:
— Видно будет. — Хотя вряд ли. — И времени в обрез.
— А со Степаном я поговорю, — сказал Чистяков. — Мы как раз к нему собирались.
— Вот и ладушки, — согласился первый. — А мы у себя в автобусе пока. Только этого Степана предупредите. Пусть на ноги что-нибудь натянет. Босиком неприлично. Президент все-таки.
— Ты что ль покойницу сфотать хотел? — спросил поднявшийся нам навстречу со ступеньки крыльца у знакомой часовни седой, высокий, худой, босоногий старик.
— Какую покойницу? — удивился я.
— Так Немыку. Забыл что ль? — обжег меня старик прищуренным пристальным взглядом.
— Уверяю, я Степану Михайловичу про тебя ни слова по этому поводу не говорил, — поспешил вмешаться Чистяков.
— Так она сама мне сказала, — усмехнулся Степан Михайлович. — Накануне ещё сказала. Придет, говорит, любопытный такой товарищ, который когда-то сфотать меня всю ночь караулил. А я тогда не схотела ему показываться. Спугается и незнамо что ещё нагородит. Отрок ещё был, малосмышленый. Вот когда в полный разум войдет, ты ему заместо меня обскажи, чтобы в нынешней жизни с должного пути не сбился.
— Вчера, говорите, сказала? — растерянно переспросил я.
— Может, вчера, может, сейчас только. Она мне часто нашептывает, когда я соображать о чем-то с силами собираюсь. — Спрашивай, чего хотел, — разрешил он, снова усаживаясь на ступеньку. — Найдешь нужным, перескажи президенту. А мне с ним и ему со мной особого интересу разговаривать не имеется, он и так, что ему положено, знает. Только одно дело знать, другое
